Андрей Воронин - Слепой для президента

– Собери-ка нам закусить и выпить.

– Все уже готово, – отчеканил телохранитель генерала.

– Видишь, как работают? Натаскал за двадцать лет, – как-то зло пробурчал опальный генерал.

– Это точно. Кого-кого, а этих натаскал.

– За такие деньги, как ты им платишь, я бы тоже и стол накрывал, и огурцы резал.

Через пять минут все трое уже сидели за низким раскладным столиком, на котором красовались две бутылки водки и всевозможная закуска.

Всем временам года Глеб Сиверов предпочитал осень. Он любил эту пору с раннего детства и всегда с нетерпением ждал ее прихода. Ему не нравились летняя жара, шумные весенние грозы с грохотом и сверканием молний, зимняя стужа, но тихая, немного медлительная в своем неизбежном течении осень всегда радовала его.

Он любил смотреть, как незаметно и постепенно то, что было зеленым, становится огненно-красным, бледно-желтым, лимонным и наконец вся эта красота облетает, падает на землю и исчезает, унесенная холодным ветром.

Вот и теперь наступала осень. Деревья желтели, небо становилось прозрачно-голубым и недосягаемо высоким. А облака, которые по нему плыли, напоминали молоко, только что разлитое в прозрачной родниковой воде. Но вместе с радостью и успокоением, дарованными осенью, Глеб Сиверов всегда ощущал страшную усталость, словно река времени намывала понемногу невидимый песок и этот песок тяжелым грузом ложился на плечи сильного человека.

"Да, я ужасно устал за все эти годы, – говорил себе Глеб, глядя на прозрачное небо и замершие в нем, несмотря на пронзительный ветер, белые облака. – Так устал, словно прожил на земле уже тысячу лет. Вообще лучше обо всем этом не думать, не рассуждать, потому что от подобных мыслей на душе делается пустынно, как в квартире, из которой старые жильцы вынесли всю мебель, а новые еще ничего не нажили. Странное дело, – говорил себе Глеб, – я столько раз спасал людей и столько раз видел их благодарные взгляды, что даже тяжело перечесть всех и вспомнить их лица. Можно подумать – это приносит удовлетворение и душевное равновесие. Но в то же время для того, чтобы увидеть благодарный взгляд, услышать дружеские слова, мне приходилось убивать, лишать жизни других людей, вот и их взгляды запомнятся навечно. Но я должен был это делать. Если бы не я, то они наверняка расправились бы со мной, с другими, их смерти спасли сотни, а то и тысячи жизней. Я защищался, хоть и нападал на них первым, иначе бы они уничтожили меня, стерли бы с лица земли, как уже стирали других – менее решительных, чем я. И я не мог бы видеть над собой это высокое осеннее небо, эти легкие облака и золотистую листву, которая падает, кружится и ложится у моих ног.

Я устал… Наверное, надо все бросить, зачеркнуть прошлую жизнь и начать жить сызнова. Слушать музыку, наслаждаться искусством, гулять, пить вино, любить, а не мчаться за каким-нибудь сошедшим с – ума преступником, замышляющим очередную вселенскую катастрофу. Жить тихо-мирно где-нибудь в Подмосковье, на даче, а можно купить и домик в Карелии на берегу совершенно дикого чистейшего озера и там наслаждаться жизнью. По вечерам сидеть у печки, в которой потрескивают сухие дрова, греть руки и, может быть, рассказывать Ирине обо всем том, что я видел за свою долгую – по событиям – жизнь, вспоминать тех людей, которых уже никогда больше не увижу. И они заговорят моим голосом, оживут.

Ирина слушала бы меня и благодарно смотрела бы мне в глаза, изредка задавала бы негромкие вопросы, а я бы ей отвечал. Анечка? Она спала бы себе, уткнувшись носом в подушку, и видела бы красивые-раскрасивые сны, в которых нет крови, нет кровожадных убийц, в которых все хорошо, как в детских сказках. Но нет, нет, я должен продолжать заниматься тем, чего никто другой, кроме меня, не может сделать… Подожди, Глеб, – говорил сам себе Слепой, – скорее всего, найдется человек, который сделает и твою работу не хуже тебя самого, ведь свято место пусто не бывает… А странно, между прочим, – почему это в последнее время все оставили меня в покое? Никто не предлагает новой работы, никто ничего не заказывает… Живу как хочу, никто не препятствует тому, чтобы я куда-нибудь уехал или занялся тем, что мне по душе. Я остался в одиночестве. Обо мне как бы забыли".

И тогда Глеб открывал дверь своей маленькой потайной комнатки, включал мощный компьютер и для собственного удовольствия начинал путешествовать по «Интернету»: следя взглядом за движением символов на мерцающем экране, выуживал всевозможную информацию, касающуюся самых различных областей человеческой деятельности. А его мозг тут же начинал быстро работать, анализируя факты, раздумывая над комбинациями цифр, сопоставляя имена и фамилии, пришедшие к нему с разных концов земного шара. Время от времени Сиверов откидывался на спинку вертящегося кресла, прикрывал глаза.

«Да-да, Логинов, Петров… Эти фамилии я где-то встречал, где-то они уже проходили», – и Глеб Сиверов морщил лоб.

"…Да, именно тогда я и сталкивался с этими людьми, – на лице Глеба появлялась немного благодушная снисходительная улыбка, – Оказывается, они еще живы, оказывается, они выкрутились и сейчас, судя по цифрам, процветают. Почему ими не занимаются люди из ФСБ? Хотя что такое ФСБ – десяток тысяч людей, в большинстве своем достаточно бедных. А преступников гораздо больше и они богаче, потому за всеми и невозможно уследить. Кому есть дело до Логинова, Петрова?!

Это только мне от скуки пришло в голову сопоставить цифры с событиями пятилетней давности, в результате чего я сделал выводы, что дела и у Логинова, и у его компаньона резко пошли в гору. А вот, – Глеб остановил взгляд еще на одной строчке рейтинга, – оказывается, этот преступник тоже жив, разгуливает на свободе. А ведь он авторитет, и не без его участия, не без его денег созданы два крупнейших столичных банка. Вот и им никто не занимается, и его оставили в покое. А ведь он бандит. Дай-ка я сейчас гляну, что у меня на него есть, может, я что-то подзабыл?"

Глеб отыскал нужную дискету, вставил ее в компьютер и раскрыл содержание, экран замерцал, пальцы быстро перебирали податливые клавиши, открывая один файл за другим.

"Да, так оно и есть! Начинал как обыкновенный, самый заурядный бандит.

Вот рэкет, вот точки, которые давали прибыль. Затем торговля ворованными автомобилями, недвижимостью в Москве, Владимире и Иваново. А после этого, судя по годам, небольшой провал.

И вот те на! Теперь его персону можно отыскать не только в милицейских и судебных протоколах, но и в Интернете".

– Так, так… И где же ты был целых два года? – Глеб, быстро меняя дискеты, находил нужную. – Понятно, наш дорогой и любимый два года провел в Германии и, оказывается, у него там довольно солидное дело, большое СП и два дома. Сметная стоимость одного из них – 900 000 марок. На второй – тот, что находится в Ганновере, – информации нет, но думаю, стоит он не меньше. А, вот и преступления, которые числятся в моей картотеке за этим бандитом… Два чиновника из налоговой полиции, вор в законе по кличке Золотой… Так, а это что? – Глеб перебирал клавиши, и его лицо мрачнело. – Да ну его к черту! – вдруг восклицал он громко, во весь голос. – Пусть станет хоть самым богатым человеком в мире! Мне до него нет дела. К черту всех бандитов, лучше я послушаю музыку.