Константин Козлов - Молитва для ракетчика

— Понятно, — кивнул Давыдов. Чего ж тут не понятного? — только у меня просьбочка есть.

— Какая?

— Аванс на командировку хотелось бы получить. А то дома денег в обрез. Вчера квартирная хозяйка все выгребла за два месяца вперед. У нее, вишь ли, сложная финансовая ситуация, сынулю местные менты повязали на гаражных кражах.

— Добро, я девчонкам в финслужбу сейчас звякну. Пиши заявление на аванс на мое имя, по пути зайди в строевую, выпиши командировочное, получай деньги — и можешь ехать готовиться. Тебе сколько времени нужно?

— Двое суток на дорогу, пару на ремонт. В зависимости от того, что у них там случилось. Позвоню, уточню «симптомы», может, что-то нужно отсюда прихватить для ремонта железа.

— Добро, работай.

— Есть! Разрешите выйти.

— Удачи! Доберешься — сообщишь.

Давыдов зашел в финансовую часть, взял бланк заявления и направился в свой кабинет заполнять его. По пути он зашел к начоперу. В отличие от Анатолия, Иван Сергеевич в их некогда родной части, которой прокомандовал три года, был совсем недавно — принимал итоговую проверку.

— Иван Сергеевич, у нас в Кестеньге что нового?

— За последние лет десять нового ничего. Техника потихоньку сыплется, люди стареют, жилья как не было, так и нет. Точки выживают на самообеспечении, только вдобавок ко всему их по ГСМ [17]на голодный паек посадили. Кстати, командует там теперь твой старый знакомый Андронов.

— И как он?

— Постарел, сыновья уже в училище учатся, а так держит хвост пистолетом. Живет все там же, в наших ДОСах [18].

— Они еще не развалились?

— Недолго осталось, водопровод перемерз еще две зимы назад. Котельная еле фурычит. Так что у них полноценное военное троеборье: вода, дрова, помои. Увидишь Иваныча — привет передавай!

Билеты Анатолий взял по пути домой, в это время поезда в северном направлении ходят полупустые. Летом в них не пробиться, на юг едут стремящиеся к морю и фруктам полярные и северные жители, им навстречу — любители северного «экстрима», туристы всех мастей — байдарочники, рыбаки и сборщики ягод. А сейчас бери билет на любой «паровоз». Хочешь — купе, хочешь — СВ, если денег хватает, а хочешь — плацкарт. Анатолий выбрал «Арктику». Отстоял очередь из трех человек и направился на свою Перевалку [19]. С целью экономии времени зашел на местный рынок за провиантом, а потом отправился отсыпаться.

На вокзал он прибыл ровно за полчаса до отправления. Благо дело, мимо единственной на Перевалке шестнадцатиэтажки, в который Давыдовы снимали квартиру, ходили автобусы и шестого, и четвертого маршрута. Справедливо полагая, что покушения на семейный финансовый запас ему вполне благополучно удалось избежать, майор решительно принялся тратить командировочные. На привокзальной площади он зашел в магазин с названием из недавнего социалистического прошлого «Ленторг» и взял бутыль полутемного «Афанасия», а в газетном киоске — свежий номер «Севера». Когда-то на него было не подписаться, журнал печатал неплохие вещи, а теперь едва выживал. Хотя марку пытался держать. До отъезда делать было нечего. Майор направился на перрон. Пассажиров было немного, большей частью военные, пограничники и милиция, спешащие по государевым делам. Несколько гражданских из числа направляющихся в Мурманск челноков, несостоявшихся педагогов и инженеров, так и не ставших средним классом новой России, бдительно стерегли тележки со сложенными на них пустыми клетчатыми баулами. Самой многочисленной группой был какой-то детский фольклорный коллектив, возвращающийся домой со смотра-конкурса. Руководитель «команды» только и успевал собирать резвящихся подопечных в кучу.

Поезд прибыл вовремя. Анатолий подхватил сумку, набитую провизией, — заботливая супруга нагрузила столько еды, что ее с запасом хватило бы стандартному отделению на неделю, и направился к своему вагону. У входа предъявил проводнику билет и чинно проследовал в купе. Место Давыдову досталось верхнее, что и к лучшему, можно сразу же завалиться на свою полку. Делай, что нравится: спи, читай, никому не мешаешь. Купе оказалось частично занятым. Места напротив занимали тетенька неопределенного возраста в повязанной наглухо косынке и с полным отсутствием на лице следов какой-либо косметики и молодой человек в строгом темном костюмчике и темной же рубашке с белым воротником, как у священника. Давыдов поздоровался, повесил куртку и шапку, достал из сумки необходимые причиндалы и забросил ее в багажное отделение.

— Далеко едете? — осведомилась соседка.

— Не очень, — бодро ответил Давыдов, по въевшейся привычке не открывая незнакомым людям пункта назначения, — завтра ближе к обеду выходить.

— Устраивайтесь внизу, — предложил ему мужчина, — все равно место пустое от самого Санкт-Петербурга, за весь день никто так и не сел. — В его голосе присутствовал акцент, как у жителей западных областей Белоруссии или Украины. Да еще этот «Санкт-Петербург». Собеседник из местных сказал бы «Ленинград» или «Питер». Санкт-Петербург — уж очень это официально, не употребительно для местного наречия. Сосед был явно иностранцем, скорее всего, поляком. Причем не просто поляком из числа жителей наших приграничных с Польшей областей, а именно «польским» поляком.

— А вы, часом, не из Польши? — вежливо поинтересовался майор.

— То так, — невозмутимо ответил пассажир.

— А сюда каким ветром?

— По делам веры.

— Пан — священник? — Давыдов выложил на столик припасы и водрузил своего «Афанасия».

— Миссионер, у нас в Чупе [20]своя миссия.

— От католической церкви? Здесь не очень-то много католиков, большей частью православные и протестанты, — решил блеснуть знанием вопроса майор. Мужчина ответить не успел, в разговор вмешалась соседка по купе.

— Мы официальную церковь не признаем. Сын божий изгнал кнутом менял из храма, — непререкаемым тоном возвестила попутчица.

— А какой конфессии вы придерживаетесь? — осторожно осведомился оторопевший Давыдов.

— Мы представляем Христианскую церковь истинного Бога.

— А здесь что делаете? — спросил майор, стараясь вспомнить, что это за религиозное течение такое.

— Помогаем людям, разъясняем Библию. Правильно толкуем постулаты правильной веры.

— А разве Господь не оставил человеку свободу выбора? Каждый должен сам прийти к нему. Разве может Библия быть превратно истолкована? Ее и писали для того, чтобы изложить учение верно, — возразил Анатолий. Соседка не ответила, демонстративно водрузила на нос очки с линзами, как от морского бинокля, достала стопку журналов «Сторожевая башня» и принялась их неторопливо изучать. Попутчик достал толстую книгу в мягком клеенчатом переплете и уткнулся в нее. Разговор угас. Поезд тронулся, зашла проводница со своими обычными вопросами про билеты и постельные принадлежности, предложила стандартный набор из чая, кофе и печенья и удалилась. За окнами темнело, за Чалной [21]стемнело окончательно. Мелькали заснеженные елки и сосны, тусклые фонари освещали укрытые белым одеялом полустанки и перроны. Давыдов свинтил с «Афанасия» колпачок, покосился на соседку, подумал и, достав походную эмалированную кружку, налил в нее пиво. Употребление «из горла» она бы точно не одобрила. На всякий случай предложил соседу: