Николай Иванов - Департамент налоговой полиции

Он вошел в его кабинет вместе с Асафом и, кивнув на телефон, спросил:

— Случайно не домой звонишь?

— Домой, — ответил Иван, медленно вставая. Но не оттого, что начальство вошло, а потому, что попадание было в десятку.

— Мы решили пригласить твоих жену и сына — от твоего имени, разумеется, — отдохнуть на каком-нибудь пляже. Мы поработаем, а вы погуляете, посмотрите на волны. Заодно и познакомимся поближе с твоим семейством.

Иван прикрыл глаза: обложили. Нет, они не в заложники взяли его семью. Они в самом деле разрешат загорать им на пляже и смотреть на волны. В заложники взяли его самого. Теперь им незачем сторожить его. Они будут уверены, что он вернется туда и тогда, куда и когда ему прикажут. Вот и вся гордость, все попытки вырваться из круга. А Людмиле, значит, платят много. Очень много…

— Спасибо за заботу, — единственное, на что хватило ума и силы, ответил Иван.

— Пожалуйста, — улыбнулся Козельский. Победитель. Стратег. Ублюдок!

Зазвонил телефон — это скорее всего мог быть Соломатин, и Иван протянул мгновения, чтобы взять трубку уже без посетителей. И они ушли, прекрасно понимая, что любое его неосторожное движение аукнется жене и сыну.

Борис был взволнован, хотя и старался спрашивать нейтрально:

— Не дозвонился? У меня тоже не получается.

«И не получится», — отрешенно, словно дело касалось не его близких, констатировал Иван. Тупик, в который его загнали, не имел даже обратного выхода, и теперь он воистину боялся любого жеста и слова, могущих повредить семье.

Не дождавшись ответа, Борис предупредил:

— Жди в офисе. Я еду к тебе.

И вновь Черевач не знал, что в этой ситуации лучше: чтобы Борис приехал и они начали что-то предпринимать или же упасть к ногам Козельского, вымаливая прошение. Красивым и гордым легко быть в одиночестве, когда никого за спиной.

За него решил Соломатин. Он положил трубку, и теперь Иван вынужденно поглядывал в окно, ожидая его появления на противоположной стороне улицы. Нет, он ничего не станет предпринимать сам и не даст разрешения действовать Борису. Жизнь Нади и Витюшки не стоит никаких его душевных переживаний, поиска добродетели и справедливости. Все и всех к черту. Вместе с Козельским. Заявление ему на стол — и они расстаются. Они не подошли друг другу. И никто никому ничего не должен. Только бы отпустили. Теперь-то он понимает, почему Асаф половину охраны набирал сам — чтобы в ней люди не доверяли друг другу. Разумно. Толково. Настолько дальновидно, что Асафу нужно было бы преподавать у них в Рязанском десантном, а не крутиться среди коммерсантов. Неужели опыт идет не от практики, а от уровня подлости в душе?

Показался Борис — размашистый, решительный, на что-то настроенный. Но выйти к нему Иван не успел — отвлек звонок. Для него сейчас любое известие — хорошее или плохое — сдвигало с мертвой точки застывшее безмолвие, и он буквально впился в телефонную трубку.

— Надя! Дома! — выскочив через несколько мгновений из здания, выпалил он Соломатину. Глаза его горели возбуждением, он не знал, что еще нужно сообщать после этой, самой главной новости, и лишь махал перед лицом Бориса руками. — Она выходила за хлебом, теперь сидит, ждет машину. Но больше ей никто не звонил.

— Может, еще едут, — осторожно поумерил пыл друга Борис.

— Может быть. Но вряд ли. Ты знаешь, я подумал о другом: они просто дали мне понять, что может случиться. Они крутят, несомненно, слишком большими деньгами, чтобы растрачиваться на заложников и привлекать внимание милиции уголовщиной. Они играют значительно тоньше. Но все равно это лабуда. Они дома.

— Но ты им сказал, чтобы…

— Конечно. И прошу тебя — поезжай к ним. Забери их и отвези к кому-нибудь. У нее много подруг, еще со школы — пусть пересидит день-два у них. На всякий случай.

— Вполне разумно. Но ты теперь давай тоже без эмоций. Ни в коем случае не провоцируй их на какие-то действия. Даже повинись, если в чем-то виноват. Ну их к чертовой матери, — повторил он то, к чему Иван пришел несколько минут назад.

— Ну их к чертовой матери, — вновь согласился Иван. — Сегодня последний день работаю — и ухожу. Поезжай к Наде.

Подняли кулаки — «Но пасаран».

И грустно улыбнулись оба. Потому что не было в этом приветствии уверенности в победе — ведь, собственно, они все-таки прошли! И нужно отступать. А Борис, вроде бы государственный человек, вдруг понял беззащитность тех, кто ушел в коммерцию. Конечно, и там далеко не все такие, как Козельский, многие искренне болеют за Россию и делают для нее больше, чем она для них. Но как же они оголены перед наглостью и грубостью законов, процветающих в мире бизнеса!

Этот приезд изначально шел не в радость Асафу.

В Нью-Йорке откровенно нервничали, хотя нефть пошла туда, куда ей и нужно было идти. В необходимых, строго оговоренных и рассчитанных количествах. Договоры, списки, разговоры — все оформлялось в тщательные тома. Пловцы готовы: получив по сотне долларов на подготовку к поездке, «гуманитарная» троица, выделенная Асафом для исполнения основной задачи по подрыву танкеров, клялась сделать все, что ни попросят.

Но, чем ближе подходил срок завершения операции, тем дольше размышлял над шахматными партиями руководитель операции. Даже Асаф уловил, что старик думает не о фигурах, а переставляет по клеточкам людей, ситуации. Резко возрос гонорар, и Асаф понял, что это не только благодарность за первую мощную партию нефти, доставленную чуть ли не в танковые баки и самолетные двигатели северян. Это был аванс и за достойное завершение операции.

Вроде ничто не должно было помешать Козельскому выполнить свою часть работы. Мелкие шероховатости с охраной — не повод, чтобы опускать руки и тратить нервы. Танкеры вот-вот станут под вторую партию сырья, а с учетом количества боевой техники у северян, необходимого количества самолето-вылетов, километража по выдвижению боевых машин на передний край, даже приготовления пищи для воюющей армии, а также создания необходимого запаса, — словом, согласно расчетам, именно после третьего конвоя Север должен будет начать военные действия против соседей.

К этому времени расшумится газетная кампания, поработают дезинформаторы, затем прогремит пара-тройка взрывов на кораблях северян — и, господа президенты США и России, пожалуйста, встречайтесь. Вы хотели о чем-то договориться? Попробуйте. И да здравствуют новые выборы в Конгресс! И вот тогда тайное станет явным. Неудобным для многих. Лишь бы не пересеклись на небе какие-нибудь звезды и не спутали карты на земле.

Напряжение старика все же передалось и Асафу. И не только потому, что слишком большая ставка делалась на операцию. От ее успеха он тоже наметил себе некоторый процент и не желал бы терять его. Интересы нации пусть остаются ее интересами, но отдельно взятому человеку жить тоже нужно. И жить достойно. Участие в политических делах, — а он уже добрый десяток лет под руководством старика занимается этим сначала в Иране, потом в арабских странах, — научило: когда идет широкий захват бреднем, то сзади можно незаметно для всех пристроить небольшие дополнительные сети. И в них попадает столько всего и всякого, что хватает на очень долго.