Дейл Браун - Ночь ястреба

— Прошу прощения, это не мы, это солдаты Содружества, — не преминул возразить адъютант. — Не литовцы.

— Что? А вы-то сами кто будете? — От неожиданности фермер опешил, он явно заметил русский акцент, с которым разговаривал Колгинов. — Самый что ни на есть русский. Чепуха какая-то! Сначала мы имеем войска СНГ, затем белорусов, теперь вот русские пожаловали...

Колгинов криво ухмыльнулся, Пальсикас поспешил ему на помощь:

— Майор — ассимилированный литовец и, да будет вам известно, служит в «Бригаде Железного Волка», господин Куликаускас.

— "Бригада Железного Волка"! — вскричал старик. — Как вы смеете, креста на вас нет! Вы порочите имя доблестной армии Великого Князя Литовского. — Фермер окинул взглядом форму генерала и моментально наткнулся на красный значок с изображением конного рыцаря на белом овальном фоне. — Боже, вы носите национальную святыню, чтобы прикрыть дырки на обмундировании. У вас на трусах тоже изображение Витовта? Позор!..

— Тише, не горячитесь, господин Куликаускас, я ни в коем случае не порочу имя Великого Князя. Напротив, я оказываю ему дань уважения. Те, кто носит в моем соединении такой знак, поклялись на Библии защищать Отечество и литовский народ до самой смерти.

— Что вы, современные вояки, знаете о таких вещах, как уважение, верность или, допустим...

— Как ни странно, многое. Мы чтим военные ритуалы и традиции, даже клятва осталась нетронутой со времен Великого князя Гедиминаса. Период военной подготовки длится два года, как в старину. А что касается конкретно майора Колгинова, то могу заверить: он прошел не одно испытание, не раз доказывал свою верность и в полной мере заслужил право произнести клятву на рыцарском мече. Вот вы — ветеран и, если хотите своими глазами увидеть ритуал воинской чести и верности, милости просим в Тракайский замок, будете моим гостем. В следующее полнолуние приходите туда в одиннадцать вечера, церемония начинается в полночь.

Колгинов достал из кармана специальный пропуск на предъявителя. Пальсикас быстро подписал его, вручил старику и, попрощавшись, повернулся к выходу.

Анна Куликаускас сказала офицерам уже за порогом:

— Спасибо, добрый урок вы преподали моему папаше. Он у меня, увы, слабо разбирается в переменах, еще «студент».

— Ничего, мы все сегодня учимся, — засмеялся Пальсикас. — Пожалуйста, проследите, чтобы он побыстрее составил перечень нанесенного ущерба, и посоветуйте, когда прислать солдат устранить поломки.

— Спасибо, вы очень любезны. В наше время не часто можно встретить таких галантных военных, но признайтесь честно: ваше повышенное внимание к нашим персонам вызвано моей относительной известностью в некоторых кругах?

— Нисколько. Вы удивляете меня своим вопросом. Я понятия не имел, кому принадлежит эта ферма, когда стучал в вашу дверь. Я лишь исполняю свой долг. Для меня все равны — и министр, и домашняя хозяйка, и общественный деятель — все имеют равные гражданские права, да я и не привык лебезить ради своей карьеры. Впрочем, не скрою, рад нашему знакомству. Может быть, мне удалось хоть чуточку изменить ваше мнение насчет военных, служивого люда, к которому принадлежит и ваш покорный слуга.

Он знал, что Анна с большим сомнением относится к существованию «Бригады Железного Волка». Она последовательно выступала за полностью демилитаризованную Литву, за ее нейтралитет, считала, что нет необходимости в регулярной армии, а для поддержания порядка нужно иметь только полицию и, возможно, полувоенные формирования, что страна не должна связывать себя никакими договорами о коллективной безопасности, принадлежностью к каким-либо военным блокам. Хотя в данном случае ее взгляды и пристрастия не имели значения.

— Да, я сомневаюсь, что все наши военачальники настолько заботливы и обходительны, как вы, но, возможно, вы правы — мне надо по-другому, более благожелательно, без предубеждений взглянуть на человека в погонах. — Анна сделала паузу, задумчиво посмотрела на медленно удаляющиеся машины. — Вы полагаете, солдаты СНГ потом вернутся, генерал?

— Не думаю. Если это произойдет, немедленно свяжитесь с моим штабом. Мы сейчас будем готовить бумаги, чтобы правительство могло передать их в ООН. Не вызывает сомнений, что имеют место многочисленные нарушения существующих договоров. А что касается этого конкретного инцидента, то я пришлю свою собственную следственную группу, которая снимет показания с вас, вашего отца и других свидетелей.

— К сожалению, мы ничего не видели. — Анна бросила беглый взгляд на старика-отца, вышедшего на крыльцо. Пальсикас инстинктивно почувствовал, что она что-то недоговаривает, дает понять отцу, чтобы тот не открывал рта, держался в стороне. Такое впечатление, что дочь с отцом о чем-то предварительно условились. Если они и видели нечто ночью, а это возможно, то явно не желали делиться информацией.

— И все же, прошу вас, госпожа Анна, если что-то вспомните, любую мелочь, дайте мне знать. Всего доброго.

Генерал с адъютантом удалились.

Колгинов просигналил вертолету, чтобы тот шел на посадку.

— Значит, по поводу сбитых летчиков ничего нового?

— Нет, но они определенно что-то знают. Может быть, вообще видели все от начала до конца. — Пальсикас начал сердиться. — Не верю, что проспали шум боевого вертолета, низко летящий неопознанный самолет, взрыв ракеты... Может быть, когда им починят забор и сараи, они станут разговорчивее?

— Во всяком случае, при следующих интервью в присутствии дамы можно обойтись без колкостей. — Колгинов посмотрел на шефа и обнаружил на его губах тонкую улыбку. — Похоже, мы подумали об одном и том же. В самом деле, на экране телевизора она выглядит порой как одержимая, а здесь, наяву, очень даже ничего — красивые ножки и все такое...

— По-моему, ты перегрелся на солнце, тебе надо сполоснуться в речке.

— А вы разве нет, генерал, не «перегрелись»? — Колгинов тихо усмехнулся.

— Ты с ума сошел, Алексей!

— Ох, каюсь, шеф, грешен. Действительно, что может привлекать в подобной женщине такого испытанного бойца и аскета, как вы?

— Допрыгаешься ты у меня, точно. — Несмотря на внешнюю сердитость, генерал говорил мягким тоном. — Ладно, приедем в лагерь, сам лично погоняю тебя по плацу, ничто не вышибает так дурь из головы, как немного муштры.

Между тем вертолет снижался, еще чуть-чуть, и пилот посадил бы машину, однако Пальсикас просигналил летчикам мигалкой. Вместо посадки из заднего люка сбросили конец. Вертолет завис в десятке метров над землей.

— Впрочем, чего откладывать? Забирайтесь, майор, — приказал командующий.

— Ого! Хотите, чтобы я полазил по канату?

— Разумеется. В любви ты эксперт, теперь хочу посмотреть, какой ты верхолаз. — Пальсикас усмехнулся нерешительности адъютанта. Гул винта заглушал его голос. — Небось, в штаны наложил, смотри теперь, какой у тебя бравый начальник! — Генерал с задором плюнул на руки, потер их, натянул берет на уши, молодцевато подбежал к канату, схватился, стал энергично подниматься. Через полминуты он уже был на борту своего Ми-8, махал Колгинову рукой.