Андрей Воронин - Пощады не будет никому

— Где же он? — задала себе вопрос женщина. — Неужели он до такой степени озверел, неужели он совсем потерял рассудок?

Она наклонилась, подняла порубленный и разорванный дорогой платок с пестрой бахромой.

— Сволочь! Мерзавец! — сорвалось с ее уст, и она решительно направилась в кабинет мужа.

Толкнула дверь и едва не лишилась чувств. Ее муж неподвижно висел между полом и потолком. Поднять взгляд у нее не хватало духа. Она узнала своего Прошкина по брюкам, рубашке.

— Боже! — пробормотала Маргарита Васильевна, затем взвизгнула и истерично завопила. — На помощь!

Люди! Скорее сюда!

Через полчаса в квартире была милиция, Маргарита Васильевна сидела у соседей, и ее отпаивали лекарствами. А в квартире хозяйничали эксперты. Через час в городской прокуратуре было известно, что прокурор Прошкин найден в своей квартире повешенным. Пока еще выяснялось, самоубийство ли это, но все показывало на то, что Юрий Михайлович Прошкин добровольно ушел из жизни, покончив жизнь самоубийством, причем самым дурацким способом.

В прокуратуре поговаривали:

— Это же надо, из-за какой-то дрянной газетенки сунул голову в петлю!

Как известно, хорошие новости распространяются очень медленно, а вот плохие расходятся по свету мгновенно. Это и понятно. Кому хочется слушать про какие-то там успехи народного хозяйства, об удачно проведенной операции знаменитого врача? Никому это, в принципе, неинтересно. Вот о землетрясениях, авариях, катастрофах, убийствах слушать любят все, ведь самое интересное — это узнать, что плохое произошло не с тобой, а с кем-то другим.

И тележурналисты, а их сразу наехало к дому бывшего прокурора Юрия Михайловича Прошкина почти дюжина, и просто зеваки теснились во дворе. Журналисты ходили с камерами, с микрофонами, брали интервью у жильцов, пытались поговорить с работниками правоохранительных органов, но те лишь отмалчивались, а если и отвечали, то достаточно уклончиво, ссылаясь на всемогущую тайну следствия.

Но тем не менее носилки с трупом Прошкина появились на экранах телеприемников с довольно красноречивыми комментариями журналистов.

В газете «Свободные новости плюс» радовались: как-никак, а это они все и заварили. Теперь же появился сюжет и для следующего номера. Особенное удовольствие читалось на припухшим от выпитого коньяка и шампанского лице Варвары Белкиной.

— Поделом ему, мерзавцу, — говорила досужая журналистка, — ведь он хотел судиться с нами, звонил в газету. Как же он теперь явится в зал суда? Надо еще напечатать фотографии, — и Белкина дергала за рукав главного редактора. — Слышишь, давай еще монтаж, сделаем спецвыпуск. Фотографий хватает, и тем более оперативники пообещали мне, естественно за деньги, — подмигнула главному Белкина, — дать дюжину снимков из квартиры покойного. Вмонтируй его мертвого к проституткам. Так что материал выйдет отменный, я даже могу назвать кое-какие заголовки:

«Конец бесчестного прокурора» или, например, «Бог шельму метит».

— Кончай ты все это, — устало махнул рукой главный редактор, — не богохульствуй.

Варвара со своим проектом сидела уже у него в печенках. Но редактор понимал: хоть она назойлива, однако тираж газете делает, подъем происходит не без ее участия.

— Слушай, Варвара, давай готовь, договаривайся со своими оперативниками. Неси фотографии, в общем, будем делать спецвыпуск. Можно немного покаяться, написать, что мы не хотели смерти прокурора…

— Ну да, не хотели! — воскликнула Варвара, стряхивая пепел прямо на стол главного редактора. — Собаке — собачья смерть!

— Ладно, кончай, я устал, — редактор махнул рукой, — ты знаешь, чего жаждет народ.

У него на столе зазвонили сразу два телефона, он схватил одну трубку, затем вторую и закричал в обе, кивая головой Белкиной, чтобы та уходила.

Варвара захлопнула дверь и с видом победителя, высоко держа грудь и гордо неся ее перед собой, двинулась в свою маленькую прокуренную комнату.

Чекан о смерти прокурора Прошкина узнал не из телевизора. Ему позвонил все тот же опер Олег Пономарев и сказал, что Прошкина нет в живых. Чекан тут же задал вполне уместный вопрос:

— Кто его порешил?

— Никто, — ответил оперативник, владеющий информацией, — по-моему, он сам повесился.

— Придурок, — сказал Чекан, понимая, что дальше разговаривать не о чем.

Тут же принялся набирать Михару. Было половина одиннадцатого, Михара трубку не снимал, и это Чекана насторожило.

«Что такое? — подумал он. — Мне надо переговорить по важному делу, а он не берет трубку. Может, с ним тоже что-то стряслось?»

И он набрал телефон больницы. Трубку снял Рычагов. Чекан назвался:

— Геннадий, послушай, как у вас там?

— Да все нормально, — уверенно ответил Рычагов. — А что?

— Да нет, ничего, просто не могу дозвониться до Владимира Ивановича.

— А, так он, наверное, спит.

— Как спит? Он же встает в шесть утра, а сейчас, извини меня. — Не знаю… Я уезжал на работу, он еще не проснулся.

— Черт подери! Может, ты пошлешь кого к себе домой, пусть разбудит?

— А может, он во дворе? — сказал Рычагов. — Они любят с Муму погулять.

— Ладно, — Чекан нажал кнопку, выключая телефон.

Сергей Дорогин, проспав три часа, чувствовал себя бодрым. Одно дело, и очень важное, он успел сделать, одного из его врагов не стало. Но в Москве оставался еще Чекан, повинный в смерти его семьи.

«Ничего, ничего, — думал Дорогин, стоя под душем, — до тебя я тоже доберусь, и, может быть, очень скоро. Так что ты пока радуйся жизни, пей, ешь, гуляй. Знай, недолго осталось тебе, ох как недолго!».

Михара проснулся без нескольких минут одиннадцать. Он с трудом открыл глаза, протер их кулаком и лишь после того, как увидел яркий солнечный свет, странно заморгал глазами.

«Не может быть! — словно не поверив, подумал Михара. — Одиннадцать утра! Что же такое со мной? Никогда я так много не спал, это же надо!»

Голова была тяжелая, как после сильного похмелья. Михара заставил себя подняться, его слегка пошатывало.

— Надо принять душ, — сказал он сам себе. — Что же это со мной такое? Может быть, я заболел, простыл?"

Он пошел в душ и минут двадцать стоял то под горячей водой, то под нестерпимо холодной. Наконец, понемногу пришел в себя, а когда вышел из душа, то уже чувствовал себя окончательно проснувшимся, хотя голова все еще оставалась тяжелой.

«Что же это за лекарство дал мне доктор?»

Суставы не болели, ноги легко гнулись, и вообще, весь организм пребывал в норме, вот только голова была какой-то странной, как будто в ней был насыпан мокрый песок.

Во дворе с большой деревянной лопатой расхаживал Муму, рядом с ним по снегу прыгал рыжий пес.