Андрей Воронин - Личный досмотр

Подберезский затормозил у коммерческого киоска и купил бутылку водки, в ответ на недоумевающий взгляд Комбата заявив, что после подвигов его обычно мучает жажда.

— Да и орден не мешало бы обмыть, — подумав, добавил он. — Я его сегодня, можно сказать, во второй раз получил, Пока Андрей орудовал на кухне, сооружая обед, Комбат, которого не оставляло смутное беспокойство по поводу судьбы потерявшегося где-то по дороге из Екатеринбурга Бурлакова, позвонил в справочную аэровокзала и узнал, что вчерашний рейс из Екатеринбурга прибыл по расписанию.

— Черт знает что, — проворчал Борис Иванович, вешая трубку.

Он отправился на кухню и присоединился к Подберезскому, который яростно и неумело сражался с куском свиной вырезки, пытаясь превратить его в отбивные. Комбат отобрал у него нож и сноровисто разделал мясо, вручив бывшему подчиненному молоток для отбивания. Под грохот молотка он развил перед Подберезским теорию, из которой следовало, что полноценным может считаться только одинокий мужчина, никогда не состоявший в браке, потому что он привыкает надеяться исключительно на себя и не зарывает в землю свои таланты, в том числе и кулинарный.

— А как же продолжение рода? — спросил Подберезский.

— А без штампа в паспорте твоя машинка не работает? — вопросом на вопрос ответил Борис Иванович, отлично понимая, что не прав. Разговор не клеился, и виновато в этом было снедавшее его беспокойство.

"Ну чего я дергаюсь? — думал он, переворачивая подрумянившееся мясо, распространявшее по кухне дурманящий аромат. — Сам дергаюсь, и Андрюху дергаю.

Подумаешь, Бурлак не прилетел! Андрей прав, он взрослый мужик, и наверняка существует разумное объяснение тому, что он молчит. В конце концов, неприятности бывают не только у меня."

Подберезский, видя, что Рублева что-то гложет, дипломатично перевел разговор на другую тему и извлек из холодильника бутылку, успевшую сплошь покрыться инеем. Комбат хищно шевельнул усами и объявил, что мясо готово. Вдвоем накрыли на стол, и тут в соседней комнате зазвонил телефон.

— Иди, иди, — сказал Комбат, — я тут подсуечусь.

Только долго не болтай, а то голодным останешься.

Он выложил мясо на блюдо, посыпал его зеленью и, стараясь ничего не опрокинуть, водрузил блюдо в центре стола, только теперь почувствовав, что действительно проголодался. Борис Иванович нетерпеливо покосился на дверь, из-за которой неразборчиво доносился голос говорившего по телефону Подберезского, и в следующую минуту тот, словно приняв посланный Комбатом сигнал, возник на пороге.

Вид у него был совершенно обескураженный.

— Трах-тарарах, — сказал он. — Звонили из больницы.

— А кто у тебя там? — спросил Комбат.

— У меня там Бурлак, — ответил Подберезский.

В Екатеринбурге вторые сутки шел мелкий, тоскливо-серый дождь, которому не было видно ни конца ни края Тем не менее тяжелый «Ту-154» вылетел по расписанию и, пробив низкие мокрые облака, лег на курс, следуя по обозначенному радиомаяками воздушному коридору.

Григорий Бурлаков уселся поудобнее, расстегнул привязные ремни и некоторое время пытался хоть что-нибудь разглядеть в черном колодце иллюминатора, от которого ощутимо тянуло холодком. Убедившись в тщетности этих попыток, он отвернулся от иллюминатора с твердым намерением вздремнуть: самолет вылетел в несусветную рань, и Григорию не удалось как следует выспаться. Он решил, что следует немедленно наверстать упущенное, тем более что соседнее кресло занимал какой-то скверно выбритый субъект в надвинутой до самых глаз кожаной кепке, а вовсе не симпатичная молодая женщина, как втайне мечтал Григорий. Субъект явно не стремился к общению: стоило шасси самолета оторваться от бетона взлетно-посадочной полосы, как он немедленно захрапел, далеко запрокинув голову и выставив острый щетинистый кадык, который, казалось, был готов в любую минуту пропороть кожу. От неприятного соседа ощутимо тянуло потом, табачным перегаром и дезодорантом «Олд спайс» в равных пропорциях, а храп его напоминал рокот работающего на холостых оборотах дизельного мотора мощностью в триста лошадиных сил.

Григорий философски пожал плечами и закрыл глаза: все эти мелкие неудобства не могли испортить настроение. Впереди ждала Москва, встречи с друзьями, долгие разговоры за полночь, обильные возлияния, а главное — Комбат, которого Григорий Бурлаков, как и большинство его товарищей по оружию, считал своим вторым отцом. «Комбат, батяня, — подумал он, засыпая, — как же я по тебе соскучился!»

Ему приснилось, что он летит в самолете, но не в пассажирском, а в военно-транспортном «Руслане».

Тусклый желтоватый свет потолочного плафона освещает знакомые лица, мягкими бликами отражаясь от вороненых автоматных стволов. Вот звенит звонок, загорается сигнальная лампа, и в хвосте самолета медленно открывается десантный люк. Комбат встает со скамейки и подходит к краю километровой пропасти, в которой ревет черный ледяной ветер...

Он проснулся от толчка в плечо.

— Садимся, — глядя в сторону, неприветливо буркнул сосед. — Велели пристегнуться.

— Мерси, — сказал Григорий, защелкивая на животе пряжку ремня. — Как там погода, не говорили?

— Ясно, — еще неприветливее ответил сосед и совсем отвернулся.

— Это хорошо, — не обращая внимания на граничившие с откровенной грубостью манеры соседа, сказал Бурлаков. — Люблю полную ясность.

— Ты извини, браток, — вдруг сказал сосед, оборачиваясь к нему и растягивая бледные губы в гримасе, которая должна была, по всей видимости, обозначать улыбку. — Я не со зла рычу, просто зубы болят. Так скрутило, что мочи нет терпеть.

— А ты бы попросил у стюардессы таблетку, — посоветовал Григорий. — Я бы рад помочь, да сроду с собой аптеку не возил. Как-то не было нужды.

— Да ладно, — махнул рукой сосед, — дотерплю, уже немного осталось. У меня анальгин в чемодане, забыл вынуть, дурак. Это я просто к тому, чтобы ты не обижался.

— Да нет проблем, — ответил Бурлаков. — С кем не бывает.

Войдя в терминал аэропорта, он сразу же потерял своего соседа из виду, ничуть не огорчившись по этому поводу: зубы там или не зубы, но этот тип Григорию не понравился.

Получив свой багаж. Бурлаков подхватил баулы и огляделся в поисках телефона-автомата: было еще очень рано, и элементарная вежливость требовала предупредить Комбата, прежде чем сваливаться как снег на голову. Борис Иванович, конечно же, не прогнал бы его и так, но Бурлаков полагал, что раз уж на свете все равно существуют телефоны, то грешно было бы ими не воспользоваться. В конце концов, у Комбата могла быть женщина, и тогда непременно вышла бы неловкость.

Размышляя подобным образом, Григорий двинулся к видневшемуся в отдалении ряду таксофонов. Добравшись до них, он с облегчением поставил баулы на пол и полез в карман за портмоне. На обычном месте, в левом внутреннем кармане куртки, портмоне не оказалось. Григорий удивленно хмыкнул и полез в правый карман. В течение минуты тщательнейшим образом исследовав один за другим все свои многочисленные карманы, он пришел к неутешительному выводу, что его портмоне бесследно исчезло вместе со всеми деньгами, паспортом и обратным билетом.