Леонид Влодавец - Большой шухер

Она опять вырвалась — Гребешок, правда, не больно и удерживал — и побежала к своему дому. Хлопнула калитка, но топота по деревянному настилу Михаил не услышал. Остановилась.

Гребешок подошел к калитке, Ксюша обернулась, белки на темном лице сверкнули при лунном свете. Тяжело дышала, сдавленно, видно, внутри что-то бурлило и кипело.

— Не входи, а? — пролепетала она. — Пожалей… Дурею я.

— Я тоже, — сознался Гребешок. — Наверно, раз в году и сдуреть полезно.

— Сам же завтра будешь психовать. Прыщ увидишь, подумаешь, будто СПИД поймал.

— СПИД не дым, глаза не выест. — Беспечно произнеся эту фразу. Гребешок вошел в калитку, и Ксюша порывисто обхватила его.

— Ну, ты сам выпросил… Не жалей потом!

— Не пожалею…

Ксюша молча потянула его за собой, в дом…

Агафон с Элькой подходили к деревне со стороны дороги. Затяжную паузу в

разговоре, которая началась после того, как они повернули обратно, нарушил Агафон:

— Надо все-таки подумать, как выкручиваться. Я ведь не шутил насчет того, что сюда придут.

— Давай будем как-нибудь порознь думать. У тебя своя голова, у меня — своя.

— Между прочим, среди тех, кто придет, могут быть и друзья Ростика. Они, знаешь ли, такие шутки плохо понимают.

— Пусть приходят, если не лень. Мне все по фигу.

— Я тебе уже говорил, что они не одну тебя потрошить будут. Девчонок пожалей и Олега.

Элька остановилась.

— А может, мне вообще никого не жалко? — сказала она с настоящей яростью.

— Ни их, ни тебя, ни себя?! Меня когда кто жалел?! Почему я должна, а остальные не должны?!

— Мне, например, сейчас тебя жалко, — тихо заметил Агафон.

— Ах, ты, оказывается, из жалости хочешь ключики прибрать?! — ядовито ухмыльнулась Элька. — Как благородный рыцарь, избавить даму от лишних хлопот? Классно!

— Да нет, — Агафон произнес почти ледяным тоном, — как раз сейчас мне с ребятами проще было бы не соваться. Нам, между прочим, надо было мирно ехать в Москву и отдыхать на даче. Никто нам ничего не сказал бы, если бы мы сюда не заехали. И в твои разборки с «лавровкой» мы не по своей воле встряли. Это Штырь, чудила, полез в бутылку. Мы ведь пустые были. Конечно, е-мое, позавчера мы их немножко поставили на место, когда они на базу заявились деньги с нас соскребать. Но войнушки мы с ними не имели, даже по мордам не били. Просто на словах объяснили, что с нами надо вежливо. А Штырь, видишь ли, обрадовался, что мы, как лохи, с голой задницей приехали. Еще раз тебе спасибо, что помогла.

— Не за что. Я за себя выступала. Как и в случае с Ростиком. Это мое дело, и не фига вам в него соваться.

— Вот тут ты не права, девушка. Нам четверым поручили его водить по городу. Самим не трогать и другим не позволять. Он от нас удрал. Точнее, мы его потеряли из виду. А потом выяснилось, что ты его разделала как тушу. Весело? Я знаю, он с друганами как-то раз тебя невежливо поимел, но ты нас подставила.

— Извини, не знала. У меня свои проблемы были. Я увидела, как он с Лариской и Лидкой идет мне навстречу, а эти дуры хихикают — глазам не поверила. Думала, обозналась…

— А я бы не узнал человека, которого один раз видел несколько лет назад, к тому же всего несколько минут.

— Это потому, что не тебя насиловали. Если бы так обошлись, как со мной, на всю жизнь бы запомнил!

Они уже миновали дом Евдокии Сергеевны и подходили к дому Ксюши Щаповой. Из первого доносился громкий храп Лузы с подголосками, а из второго едва слышно долетали совсем иные звуки, более невнятные и трудноразличимые.

— Все, спокойной ночи! — сказала Эля. — Топай к себе, отдыхай.

— Как скажешь, — ответил Агафон, — приятных снов!

Эля поднялась в дом, а Агафон, позевывая — он и впрямь чуял усталость, — двинулся туда, где храпели.

Сняв на крыльце кроссовки, Агафон, пригнувшись, вошел в низенькую дверь на «мост», а затем, стараясь не скрипеть половицами, прошел в «двойни». Миновал печку, где посапывала бабуля, зашел в горницу. На двух тюфяках храпели, а два пустовали. Это означало, что Гребешок еще не вернулся. Агафон занял свой тюфяк и почти сразу же заснул.

А Луза проснулся и решил выйти на крылечко покурить. Прихватил ветровку — сидеть на крыльце в одних трусах было не очень уютно. Ветровка оказалась тяжеленькой: во внутреннем кармане лежал «Макаров», доставшийся Лузе при дележе трофейного оружия. Луза уселся на пол, подложил под зад скатанный в рулон половичок, достал сигареты с зажигалкой и собрался прикурить, как вдруг услышал странный звук, долетевший снаружи.

Луза вообще-то особо не испугался, но решил полюбопытствовать, что там такое. Он поднялся и поглядел на огород через застекленную раму крыльца-терраски.

Разглядеть ничего он не сумел. Луна положила длинную тень от дома на всю территорию огорода, да и вообще свет узкого серпика был неяркий. Где-то на востоке, за лесом, небо уже помаленьку светлело, но эта светлая полоска была еще узкой и неяркой. Лузе показалось, будто у забора, в зарослях малины и крапивы, — темное пятно. Несколько минут Луза всматривался в него, пытаясь понять, что это такое, но потом решил, что ему померещилось, и уже хотел было наконец-то закурить.

Однако таинственный шорох послышался вновь. В принципе так могла шуршать и кошка, охотящаяся за каким-нибудь грызуном. Но Луза все-таки еще раз поглядел в огород.

Темное пятно у забора исчезло. Конечно, оно могло просто привидеться. Еще несколько секунд Луза именно в этом был убежден. Но теперь, когда сравнил то, что видел в первый раз, с тем, что увидел сейчас, всерьез усомнился.

Лузе стало не по себе. Курить Лузе расхотелось. Не такой уж он был тупой, как о нем думали некоторые товарищи. Сразу сообразил, что ежели там, во дворе, действительно бегает или ползает кто-то двуногий, то очень четко увидит сквозь стекла терраски отсвет от сигаретного огонька. Правда, кто мог забраться в такую глушь?

Фантазии у Лузы хватало только на то, чтобы предположить появление чертей, инопланетян, ментов и «лавровцев». Самым вероятным, конечно, было появление последних. Не очень Лузе верилось, чтоб Лавровку перехватали полностью. Даже при очень шумной и широкомасштабной операции, когда в прошлом году убили самого Курбаши с несколькими телохранителями и прибрали человек шесть из его команды, сама система осталась и продолжала работать под командой Степы и Фрола. А потому Луза не очень одобрял великодушие Агафона, который отпустил живым Штыря. Дело было даже не в том, что именно Штырь разбил Лузе морду, а потому у него к нему было сильное предубеждение. Просто раненый и побитый Штырь должен был проникнуться к «Куропатке» самыми недобрыми чувствами и явно возмечтать об отмщении. Лучше бы Штыря оставили там же, где и остальных. А еще лучше, если бы собрали всех пятерых жмуров в «шестерку», облили бензинчиком и запалили. Насчет вреда для окружающей среды, который нанес бы лесной пожар. Луза не очень переживал. Но зато разобраться в ситуации ментам и пожарникам было бы куда сложнее. Жаль, конечно, что хорошая мысля приходит опосля. Так что теперь наезд Штыря с бригадой лавровцев казался Лузе вполне реальным. Правда, как именно они могли найти местопребывание «куропаточников» в течение менее чем полусуток, у Лузы версий не было.