Леонид Влодавец - Выход на бис

— Не надо! Я все скажу! Все! — коротко стриженный, здоровенный, с претензиями на качка тридцатилетний мужик дрожал, как осиновый лист, прикованный наручниками к столбу.

И было отчего. Перед ним, в земляном полу сарая, зияла глубокая яма-колодец. Пока пустая. Но рядом, в точно такой же, почти доверху залитой еще не застывшим бетоном, судорожно подергивались две босые человеческие ступни. Это были последние судороги, секунда — и все кончилось. Пальцы застыли скрюченными.

— Заливай, Бето! — произнес голос невидимого человека. Парень в строительной робе и подшлемнике включил насос, и жидкий бетон зашмякал в яму, из которой торчали пятки. Минута — и яма заполнилась по края, поверх пяток налилось сантиметров двадцать.

— Ну, что ты хотел сказать, дорогой? — спросил невидимый.

— А-з-з… — промычал пленник.

— Успокойся, успокойся! Мужчиной небось себя считаешь. Дайте ему водички. Буль-буль-буль! Полегче стало?

— Спа-асибо… — Зубы брякали о края граненого стакана.

— Так кто вам аванс заплатил?

— Сема С-сызранский…

— И он тебе сказал, что надо убрать мужика, который на фото? Он или нет, сука?! — Звонкая плюха по щеке.

— О-он… — кивнул прикованный, переставая заикаться. — Пустите! Я и так много сказал!

— Много, много. А может, еще одну фамилию забыл? Может, в яме припомнишь, а? Чего башкой мотаешь, козел? Страшно? Понятно… Пластырь на морду! Перцовый! Так. А теперь отстегните его — и в яму. Головой вверх, в наручниках. Шланг! Насос!

Вновь с противным жидко-дерьмовым звуком захлюпал бетон.

— Стоп! Пока только по колено.

— Давайте третьего! К столбу!

Приволокли еще одного с заклеенным пластырем ртом. Пристегнули.

— Здорово, Киборг! — сказал по-прежнему невидимый. — Значит, решил дела поправить, так? А о здоровье не подумал. Вот и надорвался. Видишь, как твои корешки загибаются? Одному, считай, что повезло — пары минут не мучился. Второму похуже придется. Дольше помирать станет. Ну а с тобой вообще хреново. У тебя смерть ужасная будет. Мне так приказали, понимаешь? Чтоб у тех, кто останется, голова нормально работала. Ты можешь все что угодно рассказывать, себя не спасешь. Был бы ты железный, как тот Робокоп, шансы выжить еще имел бы. Но увы…

— М-м-м-м! — промычал в это время тот, кого уже по колени залили бетоном. Понимал, что последний шанс выжить упустить нельзя.

— А-а, — удивился невидимый, — ты еще живой? Сказать хочешь? Отлепите-ка пластырь, должно быть, товарищ какие-то интересные подробности вспомнил. Или, может, все-таки ты, Киборг, скажешь? А? Может, вспомнишь, где Сызранский?

— Вспомню! Вспомню! — истерически крикнул пристегнутый к столбу.

— Хорошо. Покажешь, как туда проехать, поблажку дадим. Но сперва посмотришь, как твой второй друг на отдых уходит. Заслуженный… Бето, бетон!

Вновь заурчал и захлюпал насос, послышалось отвратительное шмяканье. Бурое месиво залило человека в яме до пояса, потом — по грудь, затем — по плечи, по шею. Густая каша из цемента, песка и гравия поднялась до заклеенного рта, забурлили пузырьки около носа, в отчаянной, но совершенно бессмысленной борьбе за жизнь тело задергалось в искусственной трясине, тщетно пытаясь глотнуть воздуха, но вместо него глотая бетон…

— Какие проблемы, начальник? — Голый, весь в наколках и жирных складках бугай, ошарашенно моргая, сидел на краю кровати, вытянув руки вверх. На него смотрели четыре ствола. Две растрепанные, в размазанном макияже молодые шлюшки, сжавшись в комок, юркнули под простынки.

— К стене! — Бугая хлестнули дубинкой по спине, дали ботинком под копчик, приложили лбом о стену. — Стоять! Ноги шире плеч!

— Постановление-то есть? — взвыл бугай, на спине которого наискось набухала багровая полоса.

— Молчать! Мордой в стену, не двигаться! — И — еще дубьем, с другой стороны. Дуло крепко вдавилось в лысеющий затылок.

— А понятые? — Ответом был крепкий удар по почкам. Бугай охнул и выматерился.

Один из тех четверых в сером камуфляже, что ворвались в комнату, сорвал простыню с проституток и рявкнул, хотя и фальцетом:

— Марш в ванну, курвы! Бегом! — Перепуганные девки, вовремя вспомнив о стыде, позакрывали титьки ладошками и, согнувшись, словно бы от рези в животе, шмыгнули в коридор. Серый камуфляжник распахнул дверь ванной комнаты, тычками в спину затолкал туда шлюх и запер задвижку.

— Одеться-то дайте! — простонал татуированный. — У меня ж пушки в заднице нет. Да и вообще нет у меня ее. В завязке я, бля буду. Не мучайся, командир. Ошиблись вы, братки, не того ищете.

— Заткнись, Сема! Сейчас оденешься. — Один из «серых» двумя пальцами противоножевой перчатки брезгливо взялся за валявшиеся на простыне трусы и бросил их владельцу. Потом швырнул майку. Внимательно ощупав брюки и рубашку, а еще круче того — пиджак и стоптанные ботинки, тоже вернул хозяину.

— Наручники! — Щелкнули браслетки. — Пластырь на морду!

Пошел! Живо!

Когда Сему тащили вниз по узкой лестнице пятиэтажки без лифта, он дрыгался и мычал. Кто-то из жильцов, встревоженный шумом, поглядел в «глазок».

— Что там? — с замиранием сердца спросила жена бдительного обывателя.

— Да бандита этого забрали, из двадцать пятой квартиры. Слава богу, милиция еще работает, оказывается…

На улице Сему втолкнули в фургончик-«уазку» без опознавательных знаков. Он думал, что его в тюрьму везут…

… И очень удивился, когда его высадили у недостроенного склада. С крышей, но без пола.

— Стоять, падла! И не вякай. Вопрос один: кто дал заказ Киборгу и его чуханам? Быстро!

— Не знаю ничего.

— При нем повторишь?

— Не знаю такого.

— Киборга сюда.

Фонарь ярко посветил в Семину морду.

— Кто это? — спросили у Киборга.

— Сема Сызранский.

— Уверен?

— Как Бог свят!

— Врет он, козел гнусный. Знать не знаю.

— Кто врет?

— Киборг…

— Ты ж говорил, что не знаешь такого? Может, это наш подставной был? Колись, Сема! Иначе по-хорошему не умрешь, понял?

— Братаны, век воли не видать, в завязке я. Отродясь мокрух не робил. Тем более на заказ.

— Но Киборга знаешь?

— Может, и знаю, а может, и обознался… Уй!

Его стали с двух сторон лупасить дубинками. По спине, по животу, по ногам

— по чем ни попадя, ему только голову удалось закрыть…

— Забьете! — взвывал Сызранский. — Печенки у меня отбитые… Пацаны, пожалейте! Вас же самих засудят, погоны снимут…

— Стоп. — Сему перестали мутузить. — Ты думаешь, что мы менты?

Сема охнул сильнее, чем от боли.

— Хана… — сказал он обреченно. — Как же я не усек?

— А куда б ты на хрен делся? Короче, если знаешь, кто заказ до тебя довел, умрешь не больно. Если же хотя бы краем уха слышал, кто за всю эту нитку тянул, поживешь.