Дон Пендлтон - Субботний шабаш

— Ты не хотел бы пострелять из своего «томпсона»? Прямо здесь. Хотя бы раз, во имя старых добрых времен.

Минотти задумчиво попыхтел сигарой, рассматривая бесстрастное лицо Болана и стараясь уловить оттенки его настроения. По его глазам можно было видеть, что он полностью овладел собой.

— Ты позволяешь мне сделать это? — наконец произнес он.

— Твоя жизнь прошла под знаком жестокости и насилия, — ответил Болан. — Ты никогда не был порядочным человеком, даже тогда, когда мог им стать. Я не против, если ты продолжишь в том же духе.

— Я могу расстрелять все патроны?

— Как пожелаешь.

— Да, я не против. А ты не думаешь, что я ненароком попаду и в тебя?

— Нет, Марко, потому что я буду стоять сзади, приставив «беретту» к твоей голове. Веди себя прилично, и я обещаю тебе, что ты сможешь выпустить все патроны, прежде чем я нажму на курок. Иначе... ты не сделаешь из этого автомата ни единого выстрела.

Минотти аккуратно загасил сигару в пепельнице и сказал, поднявшись:

— Я хочу разрядить его до последнего патрона.

Болан подошел к дивану, взял «томпсон», снял его с предохранителя, вернулся к замершему в ожидании гангстеру и, став позади него, передал старый автомат в руки Марко.

— Он стоял на предохранителе, — хихикнул Минотти.

— Конечно, — произнес Болан. — Я же не сумасшедший.

— Я тебе солгал, — весело признался Минотти. — Я никогда не стрелял из этой штуки, потому что все время боялся, как бы она не взорвалась у меня в руках.

— Теперь у тебя есть шанс проверить, насколько были обоснованны твои опасения. А в общем-то это не имеет никакого значения, ты как считаешь?

— Полагаю, что нет, — заметил Марко.

Он пересилил себя и нажал на спусковой крючок. Автомат 45-го калибра дернулся и запрыгал в руках Минотти, отчего все его тело затряслось, как в лихорадке. Мафиози крепче стиснул оружие в руках и плотнее прижал приклад к плечу.

Викторианские красоты полетели ко всем чертям под сокрушительным напором целого роя 9-миллиметровых пуль. Минотти уже начал входить в раж, когда Болан взял «беретту» за ствол и нанес ему сильный удар рукояткой за ухом.

Стрельба моментально стихла, «томпсон» отлетел в сторону, и Марко как подкошенный рухнул без сознания на пол. Если бы посторонний человек взглянул на него, то без колебаний посчитал бы его покойником? Но относительно Минотти у Болана были другие планы.

Он сунул «беретту» в кобуру, взвалил бесчувственное тело на плечи и направился к выходу.

Но в этот момент входная дверь, украшенная резьбой в викторианском стиле, распахнулась от удара ногой, и на пороге возник Дональд Рутиглио с длинноствольным пистолетом наготове. На его тонких губах играла самодовольная улыбка, когда он мягко, почти доброжелательно произнес:

— Тебе конец, Омега... или Болан... или кто ты там еще.

Но Болан-Омега-или-кто-ты-там-еще родился под счастливой звездой. Видно, ему не суждено было умереть в закопченном борделе Марко Минотти. Короткая очередь из легкого автомата — если слух не подвел Болана, стреляли из «узи» — свалила Бубнового Туза наземь.

Лео Таррин быстро вбежал в салон, ногой перевернул труп на спину и спокойно объявил:

— Ты был прав, сержант. С тобой все в порядке?

— Все о'кей, Лео, — ответил Болан верному другу. — Ты самый лучший напарник, которого я когда-либо знал.

Лео улыбнулся, и мужественные, полные решимости люди вышли из «Римских ночей», чтобы посмотреть, как выглядит Центральный парк солнечным субботним днем.

День был субботний, но вообще-то не солнечный. С юго-запада надвигались огромные серые тучи, уже заслонившие солнце и предвещавшие грозу, которая вот-вот должна была разразиться над городом.

— Надеюсь, это не дурное предзнаменование, — произнес Лео, взглянув на небо.

— Смотря для кого, — улыбнувшись, сказал Болан, входя в «караван» со своей бесчувственной ношей на плечах.

Роза Эйприл с иронией приветствовала его:

— Еще ни разу не было случая, чтобы ты кого-нибудь не притащил сюда? Что у нас сегодня? Открывается бесплатная ночлежка?

Мак улыбнулся ей:

— Ты не хуже меня знаешь, какой сегодня день, — и уложил Марко в спальном отсеке.

Лео прошел в задний отсек фургона и оставил «узи» в арсенале.

Роза устроилась рядом с сиденьем водителя и, бросив вопросительный взгляд на Болана, сообщила:

— Шеф ждет нас в парке. Ты знаешь где.

Болан, конечно, знал. План предстоящей операции пока не очень четко укладывался у него в голове, но раз уж ФБР решило провести ее таким образом, значит у них имелись на то веские причины.

Он уселся за руль, завел двигатель и направил машину в сторону парка.

Там уже вовсю кипела работа: агенты выстраивали сборные заграждения из щитов и металлических стоек, которые потом за ненадобностью легко разбирались и не занимали много места при хранении на складе. Следом за работающими медленно ползла машина, груженная сборными элементами заграждения.

Большой участок Центрального парка оказался блокированным и закрытым для публики, которой сообщили, что сбежал опасный преступник, укрывшийся именно здесь. В подтверждение этой легенды патрулировало множество городских полицейских.

У первого заграждения агенты ФБР узнали боевой фургон и поспешили открыть ему проезд. Болан проехал мимо, кивнув головой этим крепким парням, которые даже не представляли себе, что, собственно говоря, здесь происходит.

Расколов небо на две части, сверкнула ослепительная молния, и по крыше забарабанили крупные капли дождя.

Болан включил дворники и искоса взглянул на Эйприл. Она угрюмо смотрела вперед, вероятно, размышляя о том, что их ждет и когда, наконец, закончится эта кошмарная неделя.

Кто знает, может быть, он никогда больше не увидит этот парк, залитый солнцем. Да что там! Может, он в последний раз видит его в дождливую погоду. На него накатила волна философского настроения, а если точнее, то мечтательности... Да, пожалуй, это слово лучше всего отражало его состояние.

Вот и все... Болан не думал, что доживет до встречи в Центральном парке в этот субботний день. Еще совсем недавно она не представлялась ему возможной. Наверно, что-то было упущено, многое недоделано, а кое в чем он, чего греха таить, переусердствовал. Однако Мак не испытывал удовлетворения, ему не верилось, что все уже позади и война закончилась. Но впервые с тех пор, как он начал свой крестовый поход, Маку Болану показалось, что перед ним, наконец, забрезжило будущее. Хотя правильнее было бы сказать — перед его физической оболочкой, а вот имя... оно должно было умереть дождливым днем в Центральном парке.

Болану казалось, будто он едет на собственные похороны.