Олег Приходько - Оборотень

— Да нет, чего уж там, — вежливо отказался Акинфиев. — Думаю, денька за три управимся.

Полковник пожал всем руки и удалился на совещание в Главное управление. Троица уселась за работу, разделив тома поровну, и просидела допоздна, изредка обмениваясь находками и комментариями к ним.

В многотомном собрании бандитских сочинений фигурировали и штык, и перерезанное горло, как у Черепанова.

Три года назад команда Кныха, которую он позже ликвидировал, вошла в больницу. Все были одеты в белоснежные врачебные халаты и шапочки, марлевые повязки до половины закрывали лица: ни дать ни взять консилиум. Естественно, никто из персонала не обратил внимания на своих коллег. Настоящие, а не мнимые, как когда-то, убийцы в белых халатах вошли в одиннадцатую палату, где лежал свидетель по делу об ограблении ювелирного магазина в Дмитрове, выбросили беднягу с седьмого этажа и чинно-благородно удалились. Вышли на них только по свидетельским показаниям. Вахтер приемного покоя и санитарка видели, как они садились в «БМВ», а в остальном — никаких следов: на руках перчатки, на ногах бахилы, все чисто, даже не похоже на кровавый почерк Кныхарева.

Золото-бриллианты из Дмитрова тоже, кстати, не отыскались. А ведь похоже на историю с Авдышевым, подумал Акинфиев: если уж в больницу средь бела дня вошли, почему не позвонить в квартиру и не проделать то же самое? Правда, он понимал при этом, что случай весьма типичный и основанием возобновить дело Авдышева он никак не послужит. Нужна была такая ниточка, чтобы потянуть за кончик и не оборвать при этом.

Пока же ниточка рвалась. Все материалы, которые так или иначе могли иметь отношение к убийству Афанасия Большакова, Акинфиев помечал, вносил в карточки, чтобы запросить копии; все то, что могло касаться загадочных смертей Авдышева и Конокрадова, выписывал себе в блокнот. Особое внимание при этом он уделял женщинам, однако никого похожего на фотографиях из дела не находил: мадам в бикини была вне конкурса!

В супермаркете на Красной Пресне бандиты забрали четыре компьютера, восемнадцать тысяч долларов (вместе с сейфом), двенадцать ящиков коньяку и других продуктов. У охранников отняли четыре помповых ружья, пистолет, спецсредства. Один из них попытался оказать сопротивление. Налетчики ударили его по голове, и он скончался по пути в больницу. По этому поводу была большая шумиха в прессе, но еще больше недоумевало милицейское начальство: риск был неоправданным, на солидную банду Кныха вовсе не походило.

Инспектор ГАИ на Кольцевой дороге ошибался, когда говорил Рыбакову о шести трупах. На самом деле, не считая скончавшегося охранника, погибли двое: бандит, чья личность не была установлена, и старший наряда лейтенант Колупаев.

Еще один налетчик был ранен в голову и сейчас находился в реанимации. На показания этого рецидивиста по фамилии Рачинский возлагались вполне обоснованные надежды, поэтому на его исцеление мобилизовали лучших нейрохирургов из госпиталей МВД и Бурденко. Разумеется, раненого содержали под усиленной охраной.

Рачинский находился в розыске. В первый раз он судился в самом начале перестройки за умышленное тяжкое телесное повреждение, через десять лет получил длительный срок за разбой и бежал из лагеря под Архангельском, не отсидев и месяца. Беглец примкнул к банде Кныха, о чем дал показания его подельник Тимофей Гуренко на допросе у Калитина.

Действовал ли Рачинский и в этот раз с Кныхом или, как предполагалось, в составе отпочковавшейся от банды братвы, предстояло выяснить. Во всяком случае, Рыбаков, который на кныховых делах собаку съел, в участие самого главаря не верил.

Специалист из института судебной психиатрии Анна Выготская, сыскари из МУРа и сам Калитин полагали, что Кных «гуляет» все ближе к центру столицы из самолюбования. Калитин даже как-то в сердцах брякнул: мол, не сегодня-завтра этот сукин сын пойдет брать Мавзолей. Слава Богу, журналистов при этом не было, иначе они бы подняли такой хай — вовек не отмоешься. Как бы то ни было, причастность и даже особая приближенность Рачинского к Кныху была установлена достоверно. Врачи Зальц и Плужников обещали, что где-то через неделю их пациента можно будет допрашивать. Пока раненый приходил в себя, сыщики не сидели сложа руки. Ориентировки по материалам следствия были разосланы во все подразделения МВД, перечень похищенного и даже номера банкнот — во все торговые точки, а число непосредственно задействованных сотрудников перевалило за сотню.

В Духовском переулке неподалеку от Речного вокзала старший лейтенант Рыбаков отыскал тридцатилетнюю сожительницу Рачинского Таисию Кобылкину. Эта дама бальзаковского возраста заявила, что не видела отца ее годовалой дочери со дня суда и не знала, что Станислав Павлович находится в бегах. Рыбаков, однако, располагал другими сведениями. После побега Рачинского из ИТУ Кобылкину навещали сотрудники МУРа, и не знать об объявленном на сожителя розыске она не могла. Уличив «маруху» во лжи, Рыбаков в грубоватой форме пригрозил ей судом и сроком за укрывательство, дачу заведомо ложных показаний, недонесение о преступлении и чуть ли не за кражу царь-пушки с царь-колоколом. На прачку быткомбината «Золушка» вся эта откровенная «туфта» произвела неизгладимое впечатление.

— Пожалей ребенка, Таисия, — увещевал Рыбаков. — Стасу твоему меньше «пятнашки» никак не светит. Если и ты по этапу пойдешь, что с малой станется?

Таисия сменила тон и завыла в голос, проклиная день и час, когда она повстречала этого бандита, чтоб ему пусто было, окаянному. Затем с разрешения опера она выпила водки и успокоилась. За стеной заплакала девочка, пришлось взять ее на руки. Так, напевая колыбельную и раскачиваясь из стороны в сторону, любовница налетчика стала вначале скупо, а затем все словоохотливее отвечать на вопросы.

— Где он работал до последней посадки? — спросил опер.

— В банке работал. Спи, дочка, спи… А-аа-а… А— аа-а…

— В какой банке, в трехлитровой, что ли?

— В «Коммерсбанке» на проспекте Мира. Водителем. «Придет серенький волчок, хватит Олю за бочок!..» Да не знаю я ничего, он тут редко объявлялся.

— Знаешь, Таисия, знаешь. Один объявлялся-то? Или дружков приводил?

— Один.

— И ты, значит, ни с кем его не видела, никаких фамилий не слышала?

— А-а-а… аааа… ничего не видела… никого не знаю я… он мне не рассказывал…

— А за что он в первый раз в тюрьму сел, он тебе тоже не рассказывал?

— Вроде бы за драку сел, а-а-аа… ааа… Вину чужую на себя взял, покалечили там кого-то по пьянке, что ли… «Спи, малышечка, усни…»

— Да спит она уже, спит. Не старайся.

Девочка и в самом деле быстро уснула, Таисия перенесла ее в комнату, уложила на диване.