Андрей Троицкий - Адская машина

Сухо щелкнул курок, но выстрела не последовало.

— Черт! — Зураб опустил ствол, потянул на себя затвор, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. — Дерьмо!

Он бросил пистолет на ковер, повернулся к охраннику.

— Дай свой пистолет.

— У меня нет оружия, только это... — Богуслав показал пальцем на короткую резиновую дубинку, висевшую на поясе.

— Тогда принеси топор. Он висит на пожарном щите в коридоре.

Зураб скинул с себя пиджак, развязал узел галстука, расстегнул пуговицы сорочки. Положил вещи на письменный стол. Не хотелось забрызгать кровью дорогой костюм. Цыбульский сидел на полу, привалившись спиной к стене, его колотила дрожь, он не мог произнести ни слова, только клацал зубами. На окровавленном лице застыла маска смерти, глаза вылезли из орбит.

Зураб оглянулся на Богуслава. Оказывается, тот стоял на прежнем месте, вжавшись в стену.

— Принеси топор! — заорал Лагадзе. — Кому сказано!

— Нет, — прошептал Богуслав. — Не надо так...

— Принеси топор — или сам сдохнешь!!!

Охранник отлепился от стены. Нетвердой лунатической походкой дошагал до двери, свернул в коридор.

Через пару минут он вернулся, держа топор перед собой в вытянутых руках. Кавказец подскочил к охраннику, вырвал топор.

Цыбульский, почуяв, что доживает последние мгновения жизни, завыл тонко, жалобно, прижав к животу колено здоровой ноги. Закрыл голову руками. Зураб встал над своей жертвой, расставив ноги, будто собрался рубить суковатое полено, а не человека, занес топор над головой. Лезвие сверкнуло в воздухе.

Крик Цыбульского оборвался на высокой ноте.

...Без четверти десять Колчин увидел, что водитель «мерседеса», на котором приехал Зураб, вылез из кабины. Это был высокий средних лет кавказец, в сером пиджаке и темных брюках. Колчин успел сделать несколько фотографий водителя, перед тем как тот скрылся за дверью гуманитарной миссии.

Через четверть часа водитель и Зураб Лагадзе, распахнув настежь обе створки входной двери, выволокли из приюта огромную коробку, в которой, судя по маркировке, находился проекционный телевизор японского производства. С лестницы спускались медленно, осторожно ставили ноги на нижние ступеньки, держа коробку снизу. От натуги лица Зураба и его водителя сделались красными.

Поставив груз на тротуар, водитель открыл багажник машины, коробку снова подхватили снизу, осторожно опустили в багажник.

Колчин соединился с Буряком, доложил о том, что Зураб только что уехал.

— Я торчу на прежнем месте, — ответил Буряк. — Возможно, Цыбульский еще появится. Подожду.

Колчин выкурил сигарету, набрал номер управляющего фондом и услышал длинные гудки. Отсюда, с улицы, нельзя понять, находится ли Цыбульский на рабочем месте: окна его кабинета выходят во внутренний дворик здания. Тогда Колчин вытащил пистолет, передернул затвор и взвел курок. Он привстал с сиденья, сунул пистолет под ремень. Натянул тонкие лайковые перчатки, открыл боковую дверцу и выпрыгнул на тротуар.

Он не имел права покидать «шевроле» без приказа Буряка. Но для себя решил, что приказы на то и существуют, чтобы время от времени им не подчиняться. Нужно хотя бы попытаться войти в «Приют» под каким-то надуманным предлогом, узнать, что там происходит или уже произошло. Колчин перешел улицу наискосок, поднялся вверх по ступенькам. Он не стал терзать электрический звонок, просто потянул на себя дверь, которая осталась незапертой.

Возле двери за столом охранника никого не оказалось. Колчин остановился, осмотрелся по сторонам. Лестница, ведущая на второй этаж, была ярко освещена.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул Колчин.

Тишина.

— Курьер принес билеты на завтрашний поезд. Эй, отзовитесь! Слышите меня? Вы заказывали билеты до Познани?

Колчин поднялся на второй этаж. Кабинет Цыбульского в середине левого коридора. Колчин дошел до двери, толкнул ее ногой, сам отступил назад, вытащил из-за пояса пистолет. Шагнув к распахнутой двери, пригнулся, заглянул в кабинет.

— Черт возьми! — прошептал Колчин.

Он убрал пистолет, зашел в кабинет, бегло осмотрелся. Господи, столько крови увидишь разве что на мясокомбинате в конце рабочей смены.

Посередине комнаты на ковре валялся пожарный топор, рядом с ним стреляная гильза, ближе к рабочему столу пистолет «вальтер», хромированный, с костяными накладками на рукоятке.

Цыбульский, свернувшись калачиком, лежал на боку у дальней стены. Правая рука управляющего фондом разрублена точно посередине плечевой кости. Рукав пиджака то ли вырван с корнем, то ли срезан топором. Видимо, Цыбульский в последнюю секунду жизни инстинктивно защищался рукой от смертельных ударов топора.

Правая нога прострелена в голени. Бедро левой ноги разрублено. Смертельными, видимо, оказались три последних удара. Лезвие топора дважды рассекло голову в височной части, разрубило ключицу и подключичную артерию. Светло-серая стена кабинета в россыпи кровавых брызг.

Ближе к двери спиной вверх лежал молодой охранник в черной рубашке с шевроном на рукаве.

Охранник лежал раскинув руки, уткнувшись носом в мягкий ковер. Под головой — лужа густой, почти черной крови. Видимо, Зураб вогнал лезвие топора точно в лоб охранника, сильно изуродовав лицо парня.

Колчин вытащил из кармана миниатюрный фотоаппарат в форме зажигалки, сделал несколько снимков. Шагнул к двери, но неожиданно остановился. Полез в карман за мобильным телефоном, набрал номер Буряка.

— Я нахожусь на месте, — тихо сказал Колчин. — Не в машине, а в самом заведении.

— Я же приказал тебе не высовывать носа...

Колчин перебил своего куратора.

— Наш друг на встречу не придет, — сказал он. — Понял? А пана строителя только что вывезли отсюда. В какой-то коробке из-под телевизора. Только сейчас до меня дошло, что это была за коробка.

— Вывезли? — переспросил Буряк.

— Да, он был здесь. Его прятали. В подвале или на чердаке, теперь это не имеет значения. А теперь срочно уходи. Беги оттуда, пока не поздно.

Последовала долгая пауза. Видимо, Буряк обдумывал сообщение.

— Хорошо, — сказал он. — Ты тоже не стой столбом. Увидимся в полночь на старом месте. Удачи тебе.

Варшава, площадь Парадов. 16 августа

Буряк провел два часа на площади Парадов возле монументального, построенного на советские деньги в сталинские годы Дворца культуры и науки. Если на минуту забыть, что ты в Варшаве, и бросить один лишь взгляд на Дворец, можно запросто представить, что стоишь в Москве перед зданием гостиницы «Украина». Так похожи.

Чтобы как-то скрасить долгое ожидание, Буряк прогулялся по Музею техники и поднялся на тридцатый этаж Дворца. Здесь была устроена смотровая терраса, откуда в ясный день вся Варшава видна как на ладони. Но сегодня был неподходящий день для обзорных экскурсий. Моросил дождь, по темному небу медленно плыли черные тучи, а внизу были видны лишь неясные огоньки вечернего города.