Андрей Таманцев - Угол атаки

— Моя фамилия Тимашук. Подполковник ГРУ Тимашук. Я отвечаю за безопасность объекта. Вас накормили?

— Да, спасибо.

— Есть жалобы на обращение?

— Нет. Есть вопрос. Что с нашим товарищем? Его фамилия Мухин.

— С ним все в порядке. Пищевое отравление. Сделали промывание желудка, дали снотворное.

— Я хочу убедиться.

— Прикажете отвести вас к нему? — с иронией поинтересовался Тимашук.

— Пусть его осмотрит Перегудов. Он врач.

— Мы этим займемся. После нашего разговора.

— Нет. Сейчас.

Тимашук почувствовал раздражение. Это было плохо, не правильно. Нужно не раздражаться, а настроиться на волну допрашиваемого, синхронизироваться с его биополем. Он взял себя в руки. Лишь позволил себе заметить:

— Не думаю, Пастухов, что вы можете ставить условия.

— Могу. Иначе никакого разговора не будет.

— Уступаю, — подумав, сказал Тимашук. — Цените.

Он вызвал Сивопляса, приказал отвести арестованного Перегудова в санчасть, потом доставить сюда.

Только после этого Пастухов сел. Поерзал, устраиваясь. Положил ногу на ногу. Без вызова. Просто положил ногу на ногу. Потому что ему так было удобней. И Тимашук вдруг понял, что этот парень ему не нравится. Резко. Активно. И понял почему.

Он знал этот тип людей. Первачи. Мажоры. Такие были в «консерватории». Их отбирали из молодых офицеров-"афганцев", хорошо показавших себя в боях. Потом отчислили всех. Они были неуправляемыми. Не потому, что не подчинялись приказам.

Нет, подчинялись. Прекрасно проходили все виды тестирования. Но от них исходило чувство превосходства над окружающими. Оно было не явным, не вызывающим. Это была не гордыня, а скорей снисходительность. Словно бы они знали что-то такое, чего не знали и не могли знать другие. И не потому, что они убивали. Многие убивали. Но даже матерые полковники ГРУ с двадцатилетним опытом работы в поле с сожалением констатировали: не наш материал, не наш. Хороший материал, но jhc наш.

Таким был и этот Пастухов. Он и в солдатском хэбэ третьего срока носки выглядел так, будто на плечах у него офицерские погоны. Капитан. Майор. Такие к сорока становятся генералами. Этот не станет.

Тимашук постарался заглушить в себе неприязнь.

— Не будем терять время, — сказал он. — У меня его очень мало. Вы человек военный, должны меня понимать. Я выполняю приказ. И только. Вы сделали свое дело, я должен сделать свое. И я его сделаю. Все, что мне нужно узнать, я узнаю.

Каким образом — это зависит от вас. Что вы на это скажете?

— А что я должен сказать? — спросил Пастухов.

— Вы не правильно сформулировали вопрос, — поправил Тимашук. — Вам следовало спросить: «Что я могу сказать?»

— Что я могу сказать? — повторил Пастухов. — Я понимаю, подполковник, чего вы от меня ждете. Вы хотите узнать, кто нас сюда послал. Что это за Центр. Я сам очень хочу это узнать. Но все, что знали, мы уже сказали.

— Вы сказали, что не знаете ничего.

— Это так и есть.

Тимашук помолчал. Пока все шло нормально. Нормально пока все шло. Полного контакта нет. Но нет и активного противодействия. Сейчас нужен плавный переход.

— Значит ли это, что вы готовы со мной сотрудничать? — спросил он.

— Мы сотрудничаем с вами с самого начала. Вспомните. Вы спросили на горе: где остальные? Мы вам честно ответили: нет никаких остальных.

— Их действительно нет? Пастухов усмехнулся:

— Если бы они были, вы бы уже об этом узнали. Нормально. Можно разворачиваться.

— Каждый человек знает гораздо больше того, что ему кажется, — проговорил Тимашук. — Только не всегда понимает, что именно он знает. В некотором смысле человек всеведущ. Он знает даже свое будущее. Вспомните бытовое: «Я как знал!», «Я как чувствовал!» Вы согласны со мной?

— Да, — кивнул Пастухов. — Мне и самому это приходило в голову.

— Тогда давайте поговорим. Попытаемся выяснить, что вы знаете. Как вы на это?

— Давайте, — согласился Пастухов. — Почему бы и нет?

За дверью послышалась возня, лязг железа. Сивопляс ввел в бокс Перегудова. Он был в такой же линялой робе, как и Пастухов, в солдатских ботинках без шнурков.

Руки в наручниках за спиной. Гимнастерка на крепких плечах потемнела от дождя, блестели залысины. Рядом с коренастым, затянутым в черную униформу Сивоплясом с его шрамом на угрюмом лице Перегудов выглядел европейцем-миссионером, захваченным пиратами на Карибских островах. Тимашук не сразу понял, откуда в его сознании взялись Карибы. Потом понял: загар. Глубокий, грубый. Откуда у него, интересно, такой загар?

Доктор Перегудов. Никогда не подумаешь, что этот интеллигентный доктор без колебаний всадил ракету в «Мрию».

Майор Перегудов. Так-то верней.

Пастухов встретил вошедшего внимательным взглядом. Тот кивнул:

— Будет жить. Спит. Ты в порядке?

— Как видишь. Ведем с подполковником интеллигентный разговор. Правда, интеллигентность дается ему нелегко. Но он справляется.

— Я выполнил ваше условие? — спросил Тимашук.

Пастухов подтвердил:

— Да, полностью.

— Увести! — бросил Тимашук Сивоплясу. Но когда Перегудов был уже у двери, окликнул:

— Минутку, майор!

Тот не отреагировал. Сивопляс с удивлением оглянулся, не понимая, к кому обращается Тимашук:

— Вы ему, товарищ подполковник, или где?

— Я говорю вам, Перегудов, — объяснил Тимашук.

— Почему вы назвали меня майором?

— Мне следовало сказать — капитан?

— Вы что-то напутали. Когда-то я действительно был капитаном. Майором не был. И никогда не буду.

— Я не напутал, — проговорил Тимашук. — Нет, Перегудов, не напутал. Вы представлены к очередному воинскому званию «майор». Вы, капитан Пастухов, тоже.

Сивопляс, поздравь товарищей офицеров.

— Они мне не товарищи.

— Господ офицеров.

— Они мне не господа.

— Экий ты мизантроп. Придется мне. Майор Перегудов. Майор Пастухов. Мои поздравления. Пленники с недоумением переглянулись.

— Что за фигню он несет? — спросил Пастухов.

— Взгляните сами, — предложил Тимашук. — Пастухов, подойдите.

Перегудов и Пастухов уставились на дисплей «Азимута».

— "Центр — Пастухову. За успешное выполнение задания…" — прочитал Перегудов. — Ничего не понимаю. Ты понимаешь?

— Не больше тебя. Какой-то анекдот.

— Вы переигрываете, господа офицеры, — укорил Тимашук.

— По-моему, это вы переигрываете, — ответил Пастухов.

— Полагаете, это я набил шифрограмму? Нет. Она во входящем файле. Я не смог бы отправить ее сам себе. Есть и еще доказательство. На прошлом допросе вы сказали, что служили в армии и были офицерами. Называли вы свои звания?

— Я — нет, — подумав, сказал Перегудов.

— Я тоже вроде бы нет, — подтвердил Пастухов. — Могли назвать ребята.

— Они тоже не называли. У меня есть магнитозапись допросов. Могу прокрутить. Но надеюсь, вы поверите мне на слово. Откуда же я узнал ваши звания?