Андрей Таманцев - Угол атаки

Поэтому первая мысль Ермакова была: аль-Джаббар. В распоряжении этого маленького жирного араба находились миллиарды бен Ладена, и у него хватило бы хитроумия на любую, самую изощренную комбинацию. Но Ермаков отверг эту возможность. И не из-за уверений Джаббара. Цена всем его уверениям — пятачок за пучок. Но аль-Джаббар был заинтересован в успехе предприятия не меньше, а даже больше, чем сам Ермаков. Ермаков отвечал должностью, аль-Джаббар — головой. Восток есть Восток, там суд скорый.

Но если не Джаббар — кто? И с какой целью?

* * *

Лежа без сна в темной больничной палате и глядя, как скользят по потолку и просторным окнам тени от уличных фонарей и молодых берез, которыми были обсажены аллеи ЦКБ, Ермаков напряженно, до ломоты в висках, перебирал в уме все мыслимые и немыслимые варианты. И в какой-то момент, на изломе второй ночи, сдался. У него больше не было ни сил, ни желания сопротивляться. Возникло странное ощущение, что против него ополчились не конкретные люди, преследующие конкретные интересы, а словно бы духи земли задались целью помешать ему, парализовать его волю. Навалилась тяжелая апатия, осталось лишь чувство безнадежности и полной беззащитности перед неизвестной и от этого еще более страшной угрозой. Но тут какая-то часть его сознания, продолжавшая работать по инерции, подала сигнал тревоги. Ермаков вдруг понял: вот это и было целью — ввести его в такое состояние, обезоружить, деморализовать.

На языке контрразведчиков, с которыми Ермаков постоянно имел дело последние два десятка лет, это означало: он открыт для вербовочного подхода.

И как только он это осознал, его цепкая тренированная память вновь заработала на полную мощность, как компьютер, которому задан точный поисковый критерий. И выдала результат. Он понял, откуда у этого дела растут ноги. Это было тяжелое открытие. Но Ермаков был не из тех, кто боится смотреть правде в глаза. Это была операция ЦРУ.

Да, операция ЦРУ. И началась она еще полтора года назад в Объединенных Арабских Эмиратах во время проходившего там международного авиасалона, на котором Ермаков, в то время заместитель генерального директора ГК «Госвооружение», был в составе российской делегации.

Тогда, в аэропорту Абу-Даби, ожидая в баре зала VIP посадки на московский рейс, он вдруг почувствовал дурноту и через десять минут пришел в себя на кушетке в медпункте в окружении лопочущего по-арабски медперсонала. Срочно вызванный из российского посольства врач констатировал переутомление. Ермаков никогда не жаловался на здоровье, но другого объяснения не было. Поездка была очень тяжелой, вся на нервах. Днем — работа на авиасалоне, демонстрационные полеты российских истребителей, которые после памятных всем аварий наших машин в Ле-Бурже и Орли выматывали членов делегации больше, чем самих летчиков. Ночью — напряженные переговоры с аль-Джаббаром. Плюс акклиматизация, сорокаградусная жара, непривычная пища. Даже у кофе, который он пил в баре, был необычный вкус.

Лишь в самолете, посмотрев на часы, Ермаков понял, что был без сознания не десять минут, как ему показалось, а не меньше часа. А еще через день, уже в Москве, чувствуя на шее зуд, как от комариного укуса, пристроил зеркало и увидел маленькую красную точку. Это был след укола.

Все стало понятно: сначала ему подсыпали какой-то гадости в кофе, потом вкатили укол.

Ермаков не поставил об этом в известность службу безопасности. Переговоры с аль-Джаббаром носили предварительный характер. Даже если цэрэушники действительно подвергли его допросу, они не узнали ничего такого, о чем сами бы не догадывались. Особисты не могли уже ничего ни изменить, ни исправить. Просрав ситуацию в аэропорту Абу-Даби, эти раздолбай вцепились бы в него бульдожьей хваткой, демонстрируя служебное рвение.

Ермаков забыл об этой истории. Заставил себя забыть. Но кто-то не забыл. И нашел способ напомнить — именно сейчас, когда программа «Феникс» получила новый, неожиданный даже для самого Ермакова импульс, когда в золотоносной россыпи вдруг сверкнула золотая жила.

* * *

Полтора года назад, когда на полигоне под Воронежем Ермакову показали истребители с антирадарным покрытием, уменьшавшим уязвимость серийных машин в десять раз, он сразу понял, что оказалось у него в руках. Это открывало захватывающие перспективы. Мгновенно родилось решение: доработать методику своими силами и организовать в Потапове производственную базу по превращению российских истребителей в «невидимки».

Это была грандиозная идея, настоящий Клондайк. Решались все проблемы. Отпадала необходимость в новых истребителях: старые модели пойдут по цене новых. Отпадала проблема производства: сотни морально устаревших «мигов» и «су» стояли без применения на российских военных аэродромах, а еще больше — в резерве бывших советских республик. Сама собой решалась и одна из самых болезненных и трудных проблем — проблема транспортировки: истребители будут уходить к покупателю своим ходом. Если уменьшить радарную уязвимость в двадцать раз, средства ПВО будут обнаруживать самолет не за сто километров, а за пять. При максимальной скорости МиГ-25 две с половиной тысячи километров в час истребитель будет появляться на экранах радаров всего на четыре секунды. Ни о каком перехвате не может быть и речи. Пересекающие границу самолеты будут фиксироваться как НЛО.

От мысли задействовать в доработке методики НПО имени Жуковского Ермаков отказался сразу. Госпредприятие для этого не годилось. С их финансированием они будут копошиться годами, пойдет утечка информации. Быстро и скрытно это можно было сделать только на коммерческой основе.

Тогда и обрела новое качество крупномасштабная программа, которая получила кодовое название «феникс». Ермаков сам выбрал это название. Птица феникс, возрождающаяся из пепла. Символ возрождения российского военно-промышленного комплекса.

Г. сразу оценил идею и дал Ермакову карт-бланш. Аль-Джаббар, не торгуясь, подписал миллиардный контракт, оговорив в нем поставку всего нескольких Су-39.

Открывалась возможность заключения новых сделок на сотни миллионов и даже на миллиарды долларов, которые были так нужны России.

И вот теперь, когда так близок успех, все начало вдруг валиться.

С наглостью уверенного в своей безнаказанности и силе гангстера обнаружило себя ЦРУ.

Неизвестные диверсанты взорвали «Мрию», которая должна была доставить в Лахор последнюю партию новых «су».

Но когда источник угрозы известен, все становится проще. Ермаков понял, что должен сделать.

Той же ночью, с трудом дотянувшись с кровати до оставленного сыном «ноутбука», он связался с Дойче-банком и отдал распоряжение отменить доступ к его счету всех лиц, кроме него самого. Он знал, что за этим последует.