Андрей Таманцев - Угол атаки

Юрий подал документы в «бауманку», сочинение написал на уверенные два балла и немедленно загремел в погранвойска на Дальний Восток. Отец и пальцем не шевельнул, чтобы перевести сына поближе к Москве, хотя все два года мать устраивала ему истерики с битьем посуды, разрыванием простыней и угрозами выброситься из окна. Такие истерики были для нее делом обычным и раньше — из-за любовных интрижек отца. То ли действительных, то ли порожденных ее воспаленным ревностью воображением — Юрий не вникал. Отец поначалу пугался, потом привык, перестал реагировать.

После дембеля Юрий поступил в московский институт радиоэлектроники, не подозревая, что этот институт — традиционный поставщик кадров технарей для ФАПСИ и других спецслужб. В институте увлекся криптографией, его дипломная работа была посвящена системам защиты информационных сетей. И меньше всего он думал, что станет военным.

Но повернулось иначе. Еще до защиты дипломов в институт зачастили «купцы».

Компьютерщики шли нарасхват, к лучшим студентам начинали присматриваться задолго до выпуска. Юрия заинтересовало приглашение крупного московского банка с филиалами в Европе и США. Отец отсоветовал:

«Дело твое, конечно. Но все это ненадолго». Он оказался прав. Не прошло и полугода, как банк лопнул, а его президент был объявлен в федеральный розыск.

Юрия удивило, каким образом отец мог предугадать это так точно. Но не спросил.

Знал, что не получит ответа. О своих делах отец никогда с сыном не говорил. И вообще дома не говорил. Юрий даже не знал, в каком главке Минобороны он служит.

Догадывался, что по материально-техническому снабжению. Но точно не знал. Да и не очень этим интересовался.

На предложение от аналитического агентства «Контур», занимавшегося, как было сказано Юрию, политическим прогнозированием, социологией и разными другими проблемами, он не обратил внимания. Но реакция отца была неожиданной:

— Они тебя выбрали? На твоем месте я не стал бы долго раздумывать.

Это было что-то новое. Отец не раз говорил, что политика — занятие для проходимцев, дураков и для деда Матвея, который на старости лет задвинулся на политике, не пропускал ни одного митинга, а в перерывах между ними доставал всех домашних страстной патриотической публицистикой, круто приперченной матерщиной.

Отец объяснил:

— "Контур" — это не политика. Это разведка. И очень серьезная.

Разговор прервался — начали подъезжать гости. Дело происходило на даче в Архангельском. Отцу исполнилось сорок пять лет. Незадолго до этого он получил генерал-лейтенанта. Оба эти события отец и отмечал на даче в мужском кругу.

Домашних празднеств он не любил. Мать быстро напивалась, начиналось швыряние хрусталя, выяснение отношений.

Юрию нравились друзья отца — народ крупный, булыжистый. Сорокалетние полковники, сорокапятилетние генералы. Они носили хорошие штатские костюмы, очень редко — мундиры, ездили на хороших машинах с неразговорчивыми водителями. Сначала на черных «Волгах», потом на «ауди», «вольво» и «мерседесах». От них, как запах терпкого мужского одеколона, исходило ощущение уверенности и силы. Они были не дураки выпить, слетать на вертолете поохотиться на диких кабанов или на гусей, от души попариться в баньке. Насчет баб у них тоже наверняка не ржавело, но эти дела они умели не афишировать.

Посреди застолья отец упомянул, словно бы между прочим, что Юрию предложили идти работать в «Контур». За столом мгновенно установилась уважительная тишина.

Отец добавил:

— Он думает.

Гости дружно расхохотались — как крепкому анекдоту.

Юрий был донельзя заинтригован. При новой встрече с человеком из таинственного «Контура» он спросил, какие у них компьютеры.

— Ну примерно как в НАСА, — ответил тот. — Может, самую малость получше.

Это было решающим. Юрий сказал «да». И позже ни разу не пожалел об этом. У него было все: интересная служба, налаженный быт, друзья — такие же компьютерные фаны, как и он сам, веселые и ненавязчивые подружки. А что до тягостной атмосферы в доме, так у кого лучше? В каждом доме свои скелеты в шкафу. Нужно просто не открывать дверцу этого шкафа.

Он и не открывал.

Он был счастлив.

Но даже не подозревал об этом.

* * *

Кабинет полковника Голубкова оказался запертым. Юрий сунулся в приемную начальника управления. Свет горел, на подоконнике шумел белый электрический чайник «Тефаль». Но дежурного не было. Из-за обитой коричневой кожей двери кабинета не доносилось ни звука. Юрий постучал. Не услышали. Хотел открыть дверь, но в этот момент ожил интерком, голос начальника управления недовольно спросил:

— Где кофе-то? Ты его выращиваешь, что ли?

— Дежурный вышел, — доложил Юрий. — Это лейтенант Ермаков. Разрешите войти?

— Заходи.

В обширном кабинете царил полумрак. Верхний свет был погашен, горели лишь бра в простенках между высокими сводчатыми окнами и настольная лампа на столе начальника управления. От этого кабинет казался еще больше и таинственней.

Когда-то здесь была графская библиотека. От тех времен остались черные дубовые балки на потолке, бездействующий камин и громоздкий письменный стол с резными панелями и ножками в виде львиных лап.

За столом, развернув черное офисное кресло к включенному компьютеру, сидел генерал-лейтенант Нифонтов. Крупный, в штатском, чем-то похожий на друзей отца.

У окна, сложив за спиной руки, стоял полковник Голубков. Он был другой породы: невысокий, сухощавый, с седыми, коротко подстриженными волосами, с добродушным, простоватым лицом. Но простоватость эта была обманчивой. И добродушие тоже. Юрию приходилось работать с ним. Даже при своем небогатом опыте он сумел оценить острый аналитический ум полковника и его феноменальную память, о которой в управлении ходили легенды. Голубков тоже был в штатском. В управлении все носили штатское. И общались как штатские. Это иногда создавало затруднения. Как сейчас.

Юрию нужен был Голубков, но игнорировать Нифонтова он не мог. Поэтому, поколебавшись, сказал:

— Александр Николаевич, разрешите обратиться к Константину Дмитриевичу?

Нифонтов усмехнулся и кивнул:

— Обращайся.

Перед этим он убрал с монитора изображение. Но по неистребимой своей привычке Юрий успел стрельнуть глазами в экран. Он узнал исчезнувший с экрана текст. Он сам переводил с английского и набирал этот текст. Недавно — всего пару недель назад. Это была дословная расшифровка магнитозаписи — разговора полковника Голубкова с человеком по имени Джеф. Разговор шел на английском. Английский язык полковника Голубкова был чудовищным, но — как ни странно — понятным. Поэтому и запомнилась Юрию эта работа, которую он делал по приказу полковника Голубкова.