Андрей Таманцев - Чужая игра

К этому моменту шустряк Муха успел оповестить контрразведчиков. Вернувшиеся люди Жукова не полезли в вертолет, остались стоять рядом. Олегу надо сделать втык — похоже, сообщил им об аресте командира, потому что один из них подошел к проему вертолета и спросил у Голубкова:

— Разрешите принять меры к освобождению товарища майора? Мы с этим справимся...

— Погоди, — мягко осадил его Голубков, — я жду ответа от генерала Тимофеева. Если тот, кто здесь командует, превысил свои полномочия, мы Жукова отобьем без проблем, а виновника накажем...

— А что это мешает сделать нам сейчас? — упрямо спросил контрразведчик. — Чего нам бояться — наше дело правое!

— Отставить! — отрезал Голубков. — Решения принимаю здесь я, значит, жестко действовать будем только после выяснения всей обстановки и только после того, как по-другому уже ничего сделать будет нельзя... «Делай хорошо, плохо само получится», как говорил один мой знакомый, а он был очень умный человек.

Мы все промолчали, чувствуя правоту генерала: дров наломать мы всегда успеем. А что майора мы в обиду не дадим, так это ведь и так ясно!

Наконец Голубков посмотрел на часы и снова взялся за телефон. На этот раз разговор с генералом Тимофеевым получился коротким, сам Константин Дмитриевич изъяснялся главным образом междометиями или мычаниями типа «м-м, понял, конечно...». Поэтому разобрать, о чем у них идет речь, было невозможно. Я дождался, когда генерал сказал свое последнее «спасибо, я все понял», и нахально спросил, пользуясь тем, что я лицо штатское:

— Ну что?

Все насторожились, ожидая ответа.

— Придется действовать очень жестко, — сказал Константин Дмитриевич. — Оказывается, сейчас тут командует генерал-лейтенант Савченко. Он нам Жукова точно не отдаст, раз контейнер отказался принять. Генерал Тимофеев успел связаться с первым замом министра обороны, и тот, узнав о самоуправстве Савченко на «Гамме», приказал с ним не церемониться: дескать, никакого права так хозяйничать на полигоне он не имеет. Зам министра еще приказал: если генерал-лейтенант Савченко начнет оказывать сопротивление, арестовать его самого и препроводить в Москву... Так что, друзья, за дело: сначала освободим Жукова, а затем выясним, куда подевалось местное руководство — не мог же Савченко арестовать всех подряд, кто-то же из здешних должен быть в наличии?

Бойцы Жукова облегченно вздохнули: для них судьба командира была гораздо важнее какого-то контейнера. Что ж, я их вполне понимал.

Ну а мы...

Нам пятерым тоже было легко от сознания того, что все наконец-то стало на свои места: когда есть ясность в том, кто твой враг, действовать гораздо легче.

Мы быстренько провели оперативное совещание и, распределив роли, взялись за выполнение поставленных задач.

В вертолете остались только двое летчиков, генерал Голубков и Артист, которого я буквально заставил это сделать.

— Семен, я приказываю тебе остаться, — сказал я Артисту, отведя его в сторонку. — Не хватало нам еще потерять контейнер, когда он уже почти находится на месте... Ты же сам понимаешь, что рядом с ним надо кого-то оставить. Летчики, пусть и с пистолетами, не охрана; да они о своей технике больше станут думать, чем о контейнере. Наш генерал — человек, конечно, опытный, но ему нужен кто-нибудь помоложе. А у тебя башка пробита, в полную силу ты все равно сейчас двигаться не можешь, я же вижу.

— Далась вам моя голова! — скривился Семен. — Вот смотри!

Он попрыгал на месте, показывая, что у него все в порядке.

— Хватит скакать, — остановил я его движением руки. — Ладно, верю, что ты в форме. Но приказа не отменяю, не дай бог, кому-нибудь в этой заварухе придет в голову контейнер у нас отбить и начать им шантажировать...

— Ладно, командир, я все понял... — наконец произнес Артист без всякого энтузиазма и полез в вертолет. Несмотря на то что в вертолете было достаточно оружия на любой вкус, в руках у Артиста, усевшегося на корточки у входа в вертолет, я увидел ту самую «беретту», которую он отбил в диверсионном лагере. Разрази меня гром, если я знал, как он умудрился протаскать ее за собой все эти дни...

Мы медленно направились в ту сторону, куда, как мы видели, конвоиры повели Жукова, по неписаному закону всех спецслужб каждый участник предстоящей операции получил конкретную задачу, за выполнение которой он отвечал лично. Конечно, задачи эти в чем-то пересекались — иначе мы бы не были единым отрядом с отлаженным, как механизм, внутренним взаимодействием, когда каждый, делая свое, идет к общей цели.

Поскольку мы не знали, сколько человек находится на стороне Савченко, мы распределились так: двенадцать бойцов Жукова разбились на четыре тройки, каждая из которых должна была отвечать за свой сектор прилегающей к штабу территории. Мы, как бойцы более опытные в штурмовом деле, должны были проникнуть в здание штаба и попытаться без шума освободить майора и двух его людей. При первом же выстреле прикрывающие нас контрразведчики должны были идти к нам на помощь.

Мы тоже разделились на пары, не лезть же нам в штаб всем скопом: я пошел с Мухой, а Док с Боцманом.

Все перемещались скрытно, используя для прикрытия прилегающие к штабу строения: у нас не было уверенности в том, что по нас не будут стрелять. Сейчас для всех главной задачей было подобраться поближе к дому, в котором держали под арестом наших товарищей.

Не дойдя до штаба метров тридцать, контрразведчики Жукова, разделившись на две группы, начали забирать в стороны — прикрывать наши фланги. Мы с Мухой приблизились к дверям штаба; они располагались в левом торце здания. Док с Боцманом направились к противоположному торцу — их задачей было попытаться пробраться в здание через какое-нибудь окно. Я встал перед дверью. Муха рывком распахнул ее передо мной — и я с автоматом на изготовку ринулся в открывшийся проем. Следом, прикрывая мне тыл, кинулся и Олег.

Наше появление, как мы и рассчитывали, явилось неожиданностью для находившихся здесь солдат и командовавшего ими сержанта. Их было пятеро, трое из них сидели на деревянном диванчике и курили. Но двое — наверное, из молодых — стояли на страже, и автоматы были при них...

Наверное, нам повезло, что у этих ребят просто не было настоящего боевого опыта. Ведь так сразу в человека не выстрелишь — для этого надо быть или совсем отмороженным, или перейти определенный психологический барьер, который преодолевают все, кто участвовал в боевых действиях. В общем, эти двое не нажали на курки своих автоматов, и через секунду их бесчувственные тела лежали на полу. Одному хватило тычка кончиками пальцев в кадык — это ловко проделал Муха; а другой упал после того, как я подъемом стопы аккуратно припечатал его по уху.