Дэшил Хэммет - Тонкий человек

– Мне не так плохо, – заверил я ее, однако она настояла на том, чтобы довести меня до кресла и обложить со всех сторон полдюжиной подушек.

Вошел Йоргенсен, пожал мне руку и сказал, что рад видеть меня в лучшем здравии, нежели то, которое изобразили в газетах. Он склонился над Нориной рукой.

– Если бы вы позволили мне отсутствовать еще с минуту, я бы закончил приготовление коктейлей. – Он вышел.

Мими сказала:

– Не знаю, где Дорри. Наверное, забилась куда-нибудь и сердится. У вас нет детей, верно?

– Нет.

– Вы много теряете, хотя временами дети могут доставлять крупные неприятности. – Мими вздохнула. – Полагаю, я недостаточно строга. Когда приходится ругать Дорри, она, похоже, думает, что я – настоящее чудовище. – Лицо ее просветлело. – А вот и второе мое дитятко. Ты ведь помнишь мистера Чарльза, Гилберт? А это – мисс Чарльз.

Гилберт Уайнант был на два года младше сестры и представлял собою длинного, неуклюжего светлого юношу восемнадцати лет; подбородок под его слегка обвислыми губами почти отсутствовал. Величина необыкновенно чистых голубых глаз и длина ресниц придавали его облику нечто девичье. Про себя я выразил надежду, что он перестал быть тем постоянно хныкающим занудой, каким был в детстве.

Йоргенсен принес напитки, и Мими настояла, чтобы я рассказал о перестрелке. Я рассказал, изобразив события еще более бессмысленными, чем они были на самом Деле.

– Но зачем он к тебе приходил? – спросила она.

– Бог его знает. Я бы и сам не прочь узнать об этом.

Полиция тоже.

– Я где-то читал, что когда преступников-рецидивистов обвиняют в том, чего они не делали – даже в незначительном проступке – то они переживают гораздо больше, нежели простые люди, – сказал Гилберт. – Вы думаете, это правда, мистер Чарльз?

– Вероятно.

– За исключением тех случаев, – добавил Гилберт – когда речь идет о каком-нибудь большом деле, ну, понимаете, о таком, какое они и сами хотели бы совершить.

Я опять сказал, что это вероятно. Мими сказала:

– Не старайся быть вежливым с Гилом, Ник, когда он несет чепуху. В его голове намешано столько всякого чтива. Дорогой, сделай нам еще по коктейлю.

Гилберт вышел за миксером. Нора и Йоргенсен перебирали в углу граммофонные пластинки.

Я сказал:

– Сегодня я получил телеграмму от Уайнанта. Настороженным взглядом Мими обвела комнату, затем наклонилась вперед и почти шепотом спросила:

– Что он говорит?

– Он хочет, чтобы я выяснил, кто убил Джулию. Телеграмма была отправлена сегодня в полдень из Филадельфии.

Она тяжело дышала.

– И ты собираешься заняться этим?

Я пожал плечами.

– Я передал телеграмму в полицию.

Гилберт вернулся с миксером. Йоргенсен и Нора поставили на проигрыватель пластинку с «Маленькими фугами» Баха. Мими быстро выпила свой коктейль и попросила Гилберта смешать ей еще один.

Он сел и обратился ко мне:

– Я хочу вас спросить: можно определить наркомана просто на взгляд? – Он дрожал.

– Очень редко. А что?

– Просто любопытно. Даже если это неизлечимый наркоман?

– Чем дальше он зашел, тем больше шансов заметить, что с ним не все в порядке, но зачастую нельзя быть уверенным, что дело тут в наркотиках.

– И еще, – сказал он. – Гросс говорит, что когда тебя ударят ножом, ты в первый момент чувствуешь лишь нечто вроде толчка, а боль приходит только потом. Это так?

– Да, если тебя ударили довольно сильно довольно острым ножом. То же самое в случае с пулей: сначала чувствуешь только удар – а когда пуля маленького калибра и в стальной оболочке, то и удар почти не замечаешь. Все остальное начинается после того, как в рану проникает воздух.

Мими допила третий по счету коктейль и сказала:

– Я считаю, что вы оба ведете себя неприлично и гадко, особенно принимая во внимание то, что случилось сегодня с Ником. Гил, попробуй найти Дороти, ты же знаешь кое-кого из ее подруг. Позвони им. Думаю, она вот-вот появится, но все же я за нее беспокоюсь.

– Она у нас, – сказал я.

– У вас? – Удивление ее могло быть и неподдельным.

– Она пришла сегодня днем и попросила разрешения некоторое время пожить у нас.

Мими кротко улыбнулась и покачала головой.

– Ох, уж эта молодежь! – Улыбка сошла с ее лица. – Некоторое время?

Я кивнул.

Гилберт, который явно ждал удобного момента, чтобы задать мне очередной вопрос, не проявил ни малейшего интереса к разговору между его матерью и мною.

Мими опять улыбнулась и сказала:

– Прошу прощения за ее назойливость по отношению к тебе и твоей жене, однако, признаюсь, я вздохнула с облегчением, когда узнала, что она сидит там, а не болтается невесть где. Когда вы вернетесь, она уже перестанет дуться. Отправьте ее домой, ладно? – Она налила мне коктейль. – Вы были к ней очень добры.

Я ничего не сказал.

Гилберт начал было говорить:

– Мистер Чарльз, а преступники – я имею в виду, профессиональные преступники – обычно...

– Не перебивай, – сказала Мими. – Вы отправите ее домой, не правда ли? – Она говорила вежливо, однако тем тоном, который Дороти назвала тоном Ее Королевского Величества.

– Она может остаться, если хочет. Норе ваша девочка нравится.

Она погрозила мне полусогнутым пальцем.

– Но я не позволю так ее портить. Надо думать, она наговорила про меня всякой ерунды?

– Она что-то говорила о каких-то побоях.

– Вот-вот, – снисходительно сказала Мими, словно это подтверждало ее правоту. – Нет, вам придется отослать ее домой, Ник.

Я допил коктейль.

– Ну? – спросила она.

– Она может остаться у нас, если хочет, Мими. Нам нравится, когда она с нами.

– Это смешно. Ее место дома. Я хочу, чтобы она была здесь. – Голос ее звучал несколько резче. – Она еще только ребенок. Вы не должны потакать ее дурацким капризам.

– Я ничего не сделаю. Если она хочет остаться, она останется.

Злость в голубых глазах Мими выглядела очень привлекательно.

– Это мой ребенок, и она еще не достигла совершеннолетия. Вы были к ней очень добры, но то, что вы делаете сейчас – совсем не доброта, ни для нее, ни для меня, и я не намерена с этим мириться. Если вы не отправите ее домой, я предприму необходимые шаги, чтобы вернуть дочь. Мне не хотелось бы занимать столь твердую позицию в этом вопросе, но учти, – Мими наклонилась вперед и с расстановкой произнесла: – Чтобы сегодня же она была дома!

Я сказал:

– Не станешь же ты затевать со мной драку, Мими. Она взглянула на меня так, словно собиралась признаться мне в любви и спросила:

– Это угроза?

– Ну хорошо, – сказал я. – Сообщи в полицию, и пусть меня арестуют за похищение детей, растление малолетних и хулиганство.

Пронзительным, срывающимся от ярости голосом она проговорила:

– И скажи своей жене, чтобы не лапала моего мужа!