Джерри Эхерн - Штурм “Импресс”

Для тех, кто только что включил свои телевизоры, повторяю: “Импресс Британия”, одно из лучших судов...” — Хьюз выключил телевизор.

— Кросс находится на борту, — негромко произнес Бэбкок.

— Да, — кивнул Хьюз, возвращаясь к телефону. Он взял трубку и, обращаясь к Аргусу, сказал: — Полагаю, вам известно больше, чем можно услышать по телевизору. Судя по новостям, эта история больше касается англичан.

— Да, это действительно не все. Я высылаю вертолет за вами и мистером Бэбкоком. По прибытии вы узнаете все остальное. Согласны?

— Согласны. Когда вертолет прибудет сюда?

— Примерно через тридцать минут.

— Если у вас есть связь с пилотом, передайте, пусть обратит особое внимание на воздушные потоки в здешних местах. Временами они бывают довольно коварными. Нам прихватить с собой вещи?

— Не обязательно. Мы обеспечим вас всем необходимым.

— Превосходно. Итак, через тридцать минут. — Хьюз положил трубку и посмотрел на Бэбкока. — Сомневаюсь, чтобы они призвали нас исключительно ради спасения Эйба Кросса.

— Мы не в форме.

— Остается надеяться, что наши ирландские друзья тоже не в лучшей форме. — Хьюз бросил взгляд на часы. Времени оставалось мало, а сделать еще предстояло очень многое.

Сеамус О’Феллон встал, потянулся, подобрал свой “Узи” и начал спускаться с мостика “Импресс”. Не были обнаружены только три пассажира и один член команды; причем из четверых только один плыл с британским паспортом. О’Феллон остановился на палубе, которая в досконально изученном им плане корабля — любезно предоставленном агентом из бюро путешествий — именовалась пляжной. Здесь на коленях стояли капитан и его помощники. Руки их были скованы за спиной наручниками, на головы накинуты плотные вельветовые мешки, затянутые на шее достаточно туго, чтобы причинить жертвам мучения, но в то же время не настолько, чтобы они задохнулись.

О’Феллон остановился перед ними, глядя на восток. Приближался восход, и ему не хотелось его пропустить. Англичане, которых собрали в баре, могут и подождать. Как приходилось ждать ему всю его сознательную жизнь. К нему подошел Падди, как всегда, поигрывая одним из своих ножей.

— Сеамус, недостающих людей до сих пор не обнаружили. Может, приступим к казни заложников? Думаю, это отобьет у них охоту играть с нами в прятки.

— Не сейчас, Падди. Когда они попытаются запугать нас своими паршивыми мерзавцами из САС, нам может понадобиться как можно больше заложников. Какой-то английский писака, пианист, его певичка и негр-механик вряд ли смогут нам навредить.

Приближался восход. Головная боль возобновилась, но таблетки загнали ее в глубину мозга. Там она оставалась терпимой. И лишь когда боль вырывалась наружу, заливая кровью глаза, О’Феллон терял над собой контроль...

Кросс решил начать с палубы, на которой располагались шлюпки, по двум причинам. Поскольку свет на судне отключили, лифты не работали, и им пришлось осторожно пробираться вверх по одному из трапов. Две логические причины, повлиявшие на его решение, в сущности, сливались в одну: именно на этой палубе по правому борту желающие занимались стендовой стрельбой, и здесь же хранилось оружие. Если Элвин Лидс достаточно сообразителен и не имеет оружия, он прежде всего направится сюда. И если вероятность встретиться с ним была достаточно мала, то существовала возможность (правда, тоже не слишком обнадеживающая), что террористы до сих пор не подумали об арсенале.

Первое препятствие возникло сразу же, как только они поднялись по трапу, и Кросс осторожно выглянул наружу.

— Там часовой, — сообщил он, быстро пряча голову. — У него автомат. Похож на “АК”.

— Вот некстати! — пробормотал Комсток.

— Может быть, и нет, — возразил Кросс мгновение спустя. — Автомат пригодится нам значительно больше, чем длинноствольные непристрелянные ружья из здешнего арсенала. К тому же его присутствие здесь может свидетельствовать, что оружие еще не разобрали.

— Приятно во всем находить хорошие стороны, — заметил Комсток.

Кросс посмотрел на Дженни Холл.

— Итак? Я берусь за него?

— Он может тебя убить, Эйб, — тихо отозвалась она.

— Другими словами, тебе не хочется мне об этом говорить, но стоит попытаться?

— Возьми мой пистолет, — посоветовала она.

— Нет. У меня есть все, что мне нужно. — Кросс наклонился вперед, выглядывая за край открытой двери, ведущей на палубу.

Мужчина оставался на том же месте, “АК” висел у него на спине, достаточно далеко от рук; над головой поднималась струйка дыма, запах которого время от времени доносился с порывами ветра.

Кросс опустил руку под рубашку и достал из ножен “Мини-Танто”. Повел лезвием, покрутил нож пальцами, чтобы почувствовать балансировку. “Магнум-Танто”, нож с более широким лезвием, был его любимым холодным-оружием. И, несмотря на разницу в размерах, балансировка оказалась на удивление одинаковой.

Удерживая нож обращенным назад, лезвием к запястью, Кросс шагнул на палубу. Теперь он находился в поле зрения часового — стоило тому оглянуться.

Кросс медленно двинулся вперед. Мысленно он прокручивал в голове тему из “Революционного этюда” Шопена, прекрасного произведения, которое он выучил еще в детстве и до сих пор время от времени играл, когда посетителей в барах, было слишком мало или они напивались слишком сильно, чтобы обращать внимание на классическую музыку. Давным-давно он усвоил себе, что между охотником и дичью возникает своего рода телепатическая связь, благодаря которой дичь способна почувствовать присутствие врага, даже когда тот остается абсолютно незаметным.

Уловка не срабатывала, сознание упрямо возвращалось к тому, на которого он охотился. Часовой беспокойно пошевелился, но все же не оглянулся. Кросс попытался представить транспозицию в другую минорную тональность. Рука все так же удерживала нож прижатым к запястью. Когда до часового мужчины с советским автоматом осталось не больше восьми футов, Кросс на мгновение задержался, сделал вдох, собираясь с силами и полностью сосредоточиваясь на руке, сжимающей “Мини-Танто”.

Четыре фута.

Охранник тревожно вздрогнул.

Два фута. Пальцы Кросса еще крепче сжали рукоять.

Он рванулся вперед, левой рукой обхватывая лицо противника и откидывая его голову назад. Одновременно правая метнулась вверх, проводя ножом слева направо, буквально от уха до уха, достаточно глубоко, чтобы нарушить любые речевые функции. Часовой уже умирал, когда нож развернулся у него в руках и, опустившись, поразил зло в самое сердце. Потому что для Эйба Кросса понятия терроризма и зла стали неразделимыми.

Он медленно опустил тело на палубу, оглядываясь по сторонам. Быстро перерезал ремень, взял в руки автомат, поспешно связал ремень в месте разреза, перебросил его через плечо и потащил тело к двери, где предположительно по-прежнему прятались Дженни с Комстоком.