Андрей Воронин - Антимавзолей

Ирина вздохнула, она все поняла.

– А я-то решила, что ты действительно перековал меч на орало...

– Плотник-бетонщик из меня, как выяснилось, очень посредственный, – заявил Глеб. – А уж кузнец, пожалуй, и того хуже. Страшно подумать, что у меня получится, если я возьмусь ковать. Орало с вертикальным взлетом какое-нибудь...

Ирина невесело фыркнула, встала и начала накрывать на стол.

– Закуси, кузнец, – сказала она, ловко расставляя на скатерти тарелки. – А то ты, по-моему, еще не совсем пришел в себя.

– Вот! – обрадовался Глеб. – А я сижу и думаю: чего это мне в жизни не хватает? Закуски мне не хватает, вот чего! А может, по стопарику? – тоном профессионального провокатора предложил он. – Чтоб закуска, значит, не пропадала, туды ее в качель...

– Не знаю, как там твой меч, – заметила Ирина, нарезая хлеб, – но сам ты перековался очень успешно. Дня не прошло, был человек – стал законченный алкоголик.

– Так уж и законченный, – с покаянным видом сказал Глеб. – Я бы сказал, начинающий... Послушай, – делая вид, что спохватился, как бы между прочим добавил он, – а ты, случайно, Виктора Ивановича не знаешь?

– Знаю, наверное, – немного удивленно откликнулась Ирина. – Я многих знаю, и среди них, по-моему, есть пара-тройка Викторов Ивановичей...

– Ах да! – спохватился Глеб, на этот раз вполне искренне. – Меня интересует твой коллега, архитектор, которого зовут Виктором Ивановичем.

Ирина наморщила лоб и задумалась, не забывая присматривать за яичницей, чтобы та не пригорела.

– Коллега? В нашем бюро нет ни одного Виктора Ивановича. Виктор Денисович есть, и еще практикант, Витя Смирнов, я его отчества не знаю, но могу позвонить узнать...

– Практикант? Нет, практикант не годится. Ему сколько лет – восемнадцать-двадцать?

– Двадцать три. Сразу после института. Способный малый, только лентяй. Его больше интересует противоположный пол, чем архитектура, и поэтому...

– Так-так-так, – перебил Сиверов. – Я вижу, в ваше бюро давно пора наведаться и провести разъяснительную работу... Безобразие! Куда смотрит общественность?

– Общественность смотрит в зеркала, – с улыбкой ответила Ирина. – Мажет губы, щиплет брови и вообще чистит перышки. Паренек-то симпатичный! Но ты можешь не волноваться: я для него старовата.

– Да, – сказал Глеб, – действительно, что это я забеспокоился?

– Ах ты негодяй, – возмутилась Ирина. – Так я, по-твоему, старуха?

– Я этого не говорил. Это ты сказала.

– А ты согласился!

– Я?! Я только сказал, что мне беспокоиться не о чем, потому что я тебе целиком и полностью доверяю. Ты у меня не только красавица, но еще и умница, каких поискать.

– Так, теперь я не только старуха и уродина, а еще и дура вдобавок!

Глеб вздохнул и смиренно принялся за еду.

– М-м-м, вкусно! Так тебе, значит, незнаком архитектор по имени Виктор Иванович? – спросил он через некоторое время с набитым ртом.

Ирина посмотрела на него долгим испытующим взглядом. Впрочем, Глеб знал, что она не станет задавать лишние вопросы – привыкла. "Черт, как это она со мной до сих пор живет?" – в который уже раз подумал он с чувством похожим на раскаяние.

– Почему же не знаю? – медленно произнесла Ирина. – Просто так сразу не вспомнишь... Ну, разве что Телятников...

"Пустой номер, – подумал Глеб. – Так просто не бывает: пришел домой, спросил у жены и получил ответ, который ищешь уже вторую неделю... Скорее всего это совсем не тот Виктор Иванович. Мало ли в Москве архитекторов?"

– Телятников? – переспросил он с глубокомысленным видом. – Интересная фамилия. Вызывает ассоциации: Тургенев, Толстой, дворяне...

– При чем тут дворяне? – удивилась Ирина. – Добро бы еще был какой-нибудь Телятьев... А Телятников – это потомок телятника, то есть человека, который за телятами присматривает, только и всего. Что же тут дворянского?

– Ага, – сказал Глеб, – понятно. Ну, и что же он из себя представляет, этот отдаленный потомок крепостного скотника?

Ирина покачала головой.

– Тебе определенно нельзя пить. Ты такое несешь!..

– Мне нельзя пить с рабочим классом, – уточнил Глеб. – У меня профессиональная способность к мимикрии, я автоматически приобретаю окраску окружающей среды, и это не сразу проходит. Вот если бы я пил, к примеру, с академиками, ты бы меня просто не узнала. Сидел бы тут и рассуждал о дискретных свойствах материи, а ты мучилась бы чувством своей интеллектуальной неполноценности. Сейчас, по крайней мере, ты можешь гордиться своим превосходством. Чем плохо? А если бы я пил с Телятниковым, то... Впрочем, вряд ли я стал бы с ним пить. Я же его никогда в глаза не видел! А вдруг он – мерзкий, отвратительный тип, дурак и бездарь? С чего это я стану с ним пить?

– Не надо задавать мне наводящие вопросы, – сказала Ирина, – я и так поняла, что тебя очень интересует Телятников. Хотя никак не возьму в толк, зачем он тебе понадобился. Интеллигентный человек, мухи не обидит, с бандитами дела не имеет...

– Так уж и не имеет? Так он, наверное, голодранец? Кто ж ему деньги платит, если не бандиты?

– Ну, в самом широком смысле ты, наверное, прав. По-настоящему большие деньги честно не наживешь, а Телятников берет много – столько, что среднему бандиту его услуги не по зубам. Его бюро выполняет заказы очень богатых людей. Причем Телятников никогда не ограничивается только проектированием. У него собственный штат опытных прорабов, и по желанию клиента он может выступить в роли генерального подрядчика – нанять строителей и выполнить весь объем работ, начиная с чистого листа ватмана и заканчивая сдачей дома под ключ. Заказчиков это, как правило, устраивает – согласись, приятно иметь дело с одним человеком, тем более когда у него такая безупречная репутация. Телятников сам не ворует и рабочим не позволяет – цену назначает высокую, но сверх нее не берет ни копейки. И при этом особняки строит соседям на зависть. Он настоящий архитектор, Глеб, и умеет работать не по шаблону, творчески.

– Ва, – сказал Сиверов, – да он просто ангел!

– Ну, это громко сказано. В бизнесе ангелы не выживают. Деньги свои этот ангел выдерет у кого угодно, да и банальным перехватом заказов не гнушается – как и все, впрочем. Знаешь, я ему здорово завидую. Он сумел стать по-настоящему независимым, обеспечил себе возможность работать на совесть и от души – так, чтобы потом гордиться своей работой, а не отводить от нее глаза. Это ведь далеко не каждый может себе позволить – не спешить, не суетиться, а спокойно творить шедевры.

– Шедевры, – проворчал Сиверов, уплетая яичницу. – Любите вы словами бросаться, люди искусства... А что он за человек, этот создатель шедевров?

Ирина пожала плечами.

– Не знаю. Я его видела всего пару раз, когда он заезжал к нашему шефу по каким-то своим делам. Мне он показался неинтересным. Рыхлый такой дядечка, в очках и с профессорской бородкой, которая идет ему как корове седло. Послушай, Глеб, а в чем все-таки дело? Я не вмешиваюсь, но все-таки...