Андрей Воронин - Антимавзолей

– Черт с тобой, – сказал Чистобаев, тремя точными, уверенными движениями навинчивая на ствол глушитель. – Не велено тебе отсюда уезжать – оставайся на здоровье.

Плавным движением направив пистолет в лицо Воронцову, он большим пальцем сдвинул предохранитель и взвел курок. Воронцов позеленел от ужаса.

– Помогите... – едва слышно пискнул он.

Лежавший на спусковом крючке палец напрягся. Послышался приглушенный звук, похожий на хлопок в ладоши. Воронцов издал пронзительный предсмертный крик и зажмурился, закрыв руками лицо. Что-то со стуком упало на пол; зазвенела, откатившись в сторону, стреляная гильза, и в наступившей тишине неожиданно прозвучал спокойный голос:

– Все в порядке, можно открыть глаза. Эй! Вставайте, граф, вас зовут из подземелья!

Воронцов осторожно открыл сначала левый глаз, потом правый, затем принялся недоверчиво ощупывать себя, не понимая, каким чудом остался цел и невредим.

– Дрянь дело, полковник, – сказал Глеб Сиверов Чистобаеву, который стоял посреди комнаты, крепко сжимая левой рукой простреленное запястье правой. Его пистолет лежал на полу. Кровь сочилась сквозь пальцы, неслышно капая на заграничные брюки, но Чистобаев этого не замечал. Его лицо посерело от боли, на лбу блестели бисеринки пота. – Ну что, полковник, поговорим? – продолжал Слепой, присаживаясь на край стола. – Не хочешь? Странно. Минуту назад ты здесь целую речь толкнул – о приказе, о воинском долге... Не говорил – пел! Я прямо заслушался. А теперь не хочешь... В чем дело – слушатель неподходящий?

– Ты... откуда взялся? – с трудом выдавил из себя Чистобаев.

– Вот так вопрос! – с веселым удивлением воскликнул Слепой. – Это все, что тебя интересует? Откуда-откуда... Из-за занавески! Вот отсюда...

Он подошел к окну, отдернул занавеску и сделал какой-то знак, предназначенный кому-то, кто ждал во дворе, – охране, наверное. Воспользовавшись этим, Чистобаев метнулся вперед, к своему пистолету. Раздался еще один хлопок, и пистолет, как живой, отпрыгнул в сторону от его протянутой руки.

– Можно, конечно, еще пострелять, – сказал Слепой, усаживаясь на подоконник. – Ты не поверишь, я без конца могу этим заниматься. Но, с другой стороны, патроны денег стоят, да и времени у нас в обрез. Поэтому в следующий раз стрелять буду не по пистолету, а по руке. Потом – по ноге... ну и так далее. Такие игры, между прочим, здорово развязывают язык.

– Мне больно! – злобно выкрикнул Чистобаев.

– Да ну? Быть этого не может! Кто бы мог подумать – больно!

– Хватит болтать. Мне нужен врач, черт возьми!

– Тому не надо черта искать, у кого черт за плечами сидит, – продекламировал Глеб и повернулся к Воронцову, который напряженно застыл в своем кресле: – Доктор, вы не откажетесь помочь? Полковник Чистобаев, конечно, сволочь, предатель и крыса, но, с другой стороны, клятва Гиппократа...

– Я, собственно... Видите ли, я скорее биолог, чем медик, – смущенно пробормотал Воронцов, с трудом вставая из кресла. – Да и то... Знаете ли, больше привык заниматься покойниками, чем живыми людьми...

– Так что же, прострелить человеку голову, чтобы вы могли перевязать ему кисть? – удивился Глеб. – Опять вы капризничаете! Ехать не хотели, теперь перевязывать не хотите... Я бы сам перевязал, но полковнику может прийти в голову какая-нибудь неудачная мысль, и мне придется его покалечить, а то и вовсе убить. Ему-то что, ему все равно терять нечего... Правда, полковник? А? Не слышу!

– Да пошел ты, – устало сказал Чистобаев, опускаясь в кресло, из которого только что встал Воронцов.

– Слышимость нормальная, – констатировал Глеб. – Аптечка, если не ошибаюсь, в верхнем ящике стола, – добавил он, адресуясь к Воронцову, который приноравливался оторвать нижний край занавески, чтобы использовать в качестве перевязочного материала. – А эта тряпка, во-первых, казенная, а во-вторых, пыльная. Слыхали такое слово – сепсис? Это же живой человек, а не ваша мумия...

– Ты за это ответишь, – холодно процедил Чистобаев, протягивая Воронцову раненую руку, чтобы тот мог ее перевязать. – Такие штучки даром не проходят. Я – полковник ФСБ!

– Знаем, знаем, – небрежно перебил его Глеб. – Знаем, что полковник, знаем, что референт генерал-полковника Лебедева. Так сказать, адъютант его превосходительства... Помнишь, фильм был такой? Про то, как красный герой состоял в холуях у белого генерала и под шумок, пользуясь доверием начальства, высматривал, вынюхивал, штабные карты срисовывал... Ты ведь вроде него, правда? Можешь не отвечать. То, что ты здесь, лучше любого ответа. И не надо сверкать глазами, побереги драматические жесты на потом, мне на тебя глубоко плевать, чтоб ты знал... Я даже спрашивать не стану, на кого ты работаешь. И пулю на тебя тратить тоже не стану, об этом твои хозяева позаботятся, и ты это отлично знаешь.

Полковник Чистобаев болезненно дернул щекой, и было непонятно, вызвана эта гримаса словами Глеба или неуклюжей возней Воронцова, который безуспешно пытался перевязать ему простреленное навылет запястье. Сиверов безучастно наблюдал за этой процедурой, не изъявляя желания помочь: он знал-, что рана пустяковая, пуля прошла навылет, не задев кость, – знал, потому что стрелял именно с таким расчетом. Кроме того, болезненные ощущения, испытываемые в данный момент полковником Чистобаевым, его нисколько не трогали. У одного из знакомых Глеба в семье жила ручная крыса, против которой он ничего не имел; к серым обитателям подвалов и помоек он относился без любви, но с должным уважением – они умело и жестко боролись за выживание, только и всего; но крыс в человеческом обличье Сиверов искренне ненавидел.

Потом ему пришло в голову, что он напрасно сидит на подоконнике, на фоне освещенного окна, и получить пулю в позвоночник ему совсем не улыбалось. Он встал, обошел комнату по периметру, стараясь держаться ближе к стене, и подобрал с пола пистолет Чистобаева. Вынул обойму и положил ее в карман. Один патрон остался в стволе, и Глеб выбросил его, передернув затвор. Пистолет с глушителем не помещался в карман, и глушитель пришлось снять. Потом Глеб поднял голову и встретился с испытующим взглядом прищуренных глаз полковника.

– Ну, чего уставился? – нарочито грубо спросил Глеб. – Я взглядоупорный, во мне глазами дырку не провертишь.

– Как-то странно ты ходишь, – задумчиво сказал Чистобаев. – По стеночке...

– А! – Глеб усмехнулся. – Ну, а ты как думал? Думал, твое слово в случае чего против моего будет? Не получится. Улыбнись, урод, тебя снимают скрытой камерой...

– Сука, – с отвращением процедил полковник. – Да отойди ты, безрукий! – рыкнул он на Воронцова, и тот испуганно отскочил в сторону. – Биолог, мать твою, руку перевязать не можешь! Генетик хренов, чтоб тебе пусто было... Уйди, я сказал!