Андрей Воронин - Мертвый сезон

– Ну и видок у тебя, Синица, – сказал Скрябин, оглядев майора с ног до головы с привычным неодобрением. – Что за чучело, ей-богу! Ты зачем форму позоришь?

– Какую форму? – удивился Синица, но тут же вспомнил про мента-лилипута, сорвал с головы фуражку и развязал стянутые узлом на спине рукава кителя.

– Это другое дело, – одобрил его действия Скрябин. – Теперь ты похож на нормального бомжа.

– А раньше?

– А раньше смахивал на бомжа-милиционера. Ремонт, я вижу, затеял?

– Так точно. Необходимость, знаете ли, назрела.

– Да-а, вижу, вижу...

Скрябин обвел взглядом комнату, действительно остро нуждавшуюся в ремонте, посмотрел на стоявшую посреди стола банку краски, и вдруг взгляд его замер и как-то остекленел. Вид у полковника Скрябина сделался дикий, как будто он средь бела дня увидел привидение.

Синица проследил за направлением его взгляда и приуныл: Скрябин смотрел на пистолет, который валялся на столе между банкой краски, грязным шпателем и недопитой бутылкой пива. "Ну, сейчас начнется", – с тоской подумал майор, помня о том, что, провожая его в отпуск, Скрябин велел сдать пистолет в оружейную комнату.

– Простите, товарищ полковник, – сказал он, торопливо убирая пистолет со стола и запихивая его в карман своих стареньких трико. – Нечаянно прихватил, сам не знаю, как получилось. Вот, решил заодно почистить.

Последнее вранье было лишним и к тому же совершенно несуразным, однако Скрябин воспринял его как-то странно. Он едва заметно вздрогнул, открыл рот, будто собираясь что-то сказать, потом закрыл, нерешительно пожевал губами и произнес:

– Это правильно. Оружие надо содержать в чистоте. Человек любит ласку, а машина – смазку...

Спорить с этим было трудно, но в данном случае утверждение полковника почему-то воспринималось как отборная чушь; с таким же успехом Скрябин мог похвалить фасон майорских трико или сообщить, что на прошлой неделе в соседнем районе прошел дождик. Да и у самого полковника был такой вид, словно он не совсем понимал, что сказал минуту назад, – видно, ляпнул первое, что пришло в голову.

Тут Скрябин заметил пиво, и его взгляд сразу приобрел осмысленное выражение.

– О, – сказал он оживленно, – пивко – это хорошо!

– Будете, товарищ полковник? – предложил Синица. – У меня в холодильнике есть, холодненькое... Будете?

– Чего спрашиваешь? – благодушно удивился Скрябин. – Мы ж не у меня в кабинете, а у тебя дома! Угощай, хозяин, раз есть чем.

На кухне Синица выглянул в окно и увидел напротив подъезда черный "БМВ" Скрябина. Машина была не служебная, а личная, и водителя за рулем не наблюдалось, из чего следовало, что Скрябин управлял этой немецкой ракетой сам, хотя и был, мягко говоря, не совсем трезв. "А теперь ему пива подавай, – меланхолично подумал Синица, открывая холодильник. – Убьет он сегодня кого-нибудь или сам убьется..."

Резинка у него в трико совсем ослабла, и торчавший из кармана тяжелый пистолет так и норовил оставить Синицу без штанов. Майор вынул его оттуда, вскрыл с его помощью две бутылки пива и положил пистолет в холодильник: тут он, по крайней мере, не мог затеряться, потому что, кроме него, двух сморщенных сосисок и почерневшего кочана капусты, в холодильнике ничего не было.

Вернувшись в комнату, он протянул Скрябину открытую бутылку пива.

– Ничего, что без стакана?

Скрябин только рукой махнул и сразу же присосался к бутылке, как изголодавшийся клоп. Выпитое немедленно проступило у него на лице потом; утолив жажду, полковник вновь извлек на свет божий свой знаменитый носовой платок, снял фуражку и принялся, отдуваясь, вытирать сначала лысину, а потом все остальное, до чего мог дотянуться, не снимая одежды.

Вторую бутылку Синица оставил себе – в той, что стояла на столе, пиво совсем выдохлось, да и оставалось его там всего ничего, какая-нибудь жалкая пара глотков. А от того, что, судя по всему, собирался сообщить ему Скрябин, у майора заранее пересохло во рту.

– Значит, говоришь, ремонт, – сказал Скрябин, убирая платок обратно в карман форменных брюк, которые только что не лопались на его толстенных ляжках. – Ремонт, Синица, дело нужное, да только придется, видно, тебе с ним повременить.

Синица, нисколько этим не удивленный, постарался придать своей унылой, индифферентной физиономии озабоченное выражение.

– Что-то случилось, Петр Иванович?

– Случилось – не то слово, – подумав немного, проворчал Скрябин. – Пока ты тут ремонтом занимаешься и пивко сосешь, в городе такое творится, что у меня голова кругом идет!

– Это чувствуется, – сказал Синица и испугался, поняв, что опять нахамил.

Скрябин не обратил на его выходку внимания, и Синица задумался, с чего бы это. То ли господин полковник и впрямь так озабочен, что просто утратил способность отвлекаться на мелочи, то ли он так нуждается в Синице, что готов простить ему любую чушь, которая так и норовит сорваться с его бескостного языка. Скорее всего верно было и то, и другое; Синица вспомнил то, о чем болтали старухи под окном, и по телу у него прошел знакомый озноб.

– Такие дела творятся, майор, – снова заговорил Скрябин, – такие дела! Прямо чеченская война, и где – у нас в городе! За два дня – полтора десятка трупов. Как тебе это понравится? И ни единого следа, ни одной зацепки!

– Так уж и ни одной? – вежливо усомнился Синица и осторожно, боясь нарушить субординацию, глотнул пива.

Скрябин тоже глотнул из бутылки и протяжно рыгнул в кулак.

– Понимаю, к чему ты клонишь, – сказал он. – Ты у нас вроде Шерлока Холмса – тоже считаешь, что, раз улик нет, значит, их просто плохо искали. Признаться, я с тобой согласен – то есть с вами обоими: с тобой и с Шерлоком Холмсом. Ну, так вот ты пойди и поищи.

– Улики поискать?

– Плевал я на улики, – отмахнулся полковник. – Тут уж, как говорится, было бы алиби, а трупы найдутся... – Он снова рыгнул, на сей раз даже не подумав прикрыть рот. – Мне не улики, мне убийца нужен!

– Убийца? – переспросил Синица, сделав сильное ударение на последнем слоге-. – Или убийцы? Все-таки, товарищ полковник, для одного человека полтора десятка трупов за два дня – это, знаете, как-то многовато...

– Да какая разница – убийца или убийцы? Хотя есть мнение, что работал один человек, профессионал высочайшего уровня.

– Тогда это не профессионал, а маньяк какой-то! Зачем профессионалу наваливать горы трупов? Он кто – каратель?

На этот раз Скрябин молчал почти целую минуту. За это время он успел достать и раскурить сигарету. Синица тоже закурил и терпеливо ждал ответа, прихлебывая, пока суд да дело, из бутылки.

– Есть мнение, – медленно проговорил Скрябин, – что да. Каратель. Что-то в этом роде.

Синица поставил бутылку и сел ровнее. Все-таки такой откровенности он от Скрябина не ожидал. Получалось, что дело зашло уж очень далеко; кое-что припомнив, Синица предположил, что речь в данный момент идет не о каких-то там абстракциях, вроде закона и порядка, а о сохранности драгоценной шкуры господина полковника.