Евгений Сухов - Я – вор в законе

– Откуда вы знаете обо мне?

– Я знаю о тебе все! И твоя воровская наколка на груди для меня не откровение. Я насмотрелся на них на Соловках.

Об этом Нестеренко говорил уже Варягу, но тогда тот посчитал неудобным об этом расспрашивать, а сейчас видел, что седовласый академик хочет говорить именно о своем прошлом. Варяг почувствовал, что он сделался ему даже как-то ближе.

– Однако ничего такого про меня ты в Большой Советской Энциклопедии не отыщешь. А надо бы! Кроме указов да наград, там больше ничего о нас и не пишут. И ни гуту о годах, проведенных на Соловках.

Варяг уже забыл про часы, забыл про мэрию. Разговор был интересен.

– Я ведь, к твоему сведению, еще и потомственный дворянин, может быть, посадили еще и за это. Кто теперь знает? Вот тогда я и насмотрелся Иванов. Все наколками друг перед другом щеголяли. Такое в картинной галерее не увидишь. Вот там я и повстречался с Медведем… Он был одним из Иванов.

Теперь Варяг понимал, что не ошибся тогда, когда ему казалось, что среди кладбищенских оград, во время похорон Медведя, он разглядел слегка сутулую фигуру академика Нестеренко.

– А на кладбище вы тоже были в день его похорон?

– Да. Это был я. Понимаешь, не мог не прийти, не попрощаться, нас с Медведем связывали годы дружбы.

– И как же все это началось?

– Началось именно на Соловках. Георгий Иванович уже тогда в паханах ходил. Все-таки медвежатник! Без его слова ничего не решалось. Посмел бы кто обойти его, он бы тут же расправился… – Странно было видеть Варягу растроганного и восхищенного академика. И таким он, оказывается, может быть. – Георгий Иванович на Соловках был как высший суд. Как только нас на Соловки привезли, так блатные нас всех обобрали. С меня сапоги сняли, плащ хороший отобрали. Кто-то посоветовал к пахану Соловков обратиться, а им был как раз Георгий Иванович. А когда я ему все это рассказал, он за меня заступился. Меня тогда с третьего курса университета забрали, он же и окрестил меня Студентом. До последних дней так и называл меня этой кличкой. Через год драка была с уголовниками, нас они «политическими» называли. Нескольких человек тогда блатные убили. Дрались чем могли, и профессора там были, и священники. Вот так людей доводили. А ведь я этих профессоров, как студент, помнил. Всегда такие чистенькие, с изящными манерами. А священники по фене крыли так, что, услышь их прихожане, наверняка у них отвалились бы челюсти. Иначе там просто было нельзя, съедят! Так жили все, так жил и я. – И Варяг представил академика Нестеренко, ботающего по фене. И на губах появилась невольная улыбка. Академик подходил к кафедре всегда достойно, красиво нес свою благородную голову, и слова его были изысканы и отточены. Конечно же, на Соловках он был совершенно другим. – Тогда он спас мне жизнь. Медведю было достаточно сказать: «Пошел вон!», как заточка из рук урки мгновенно выпадала. С тех пор он взял меня под свое покровительство, и мы с ним не расставались до самой его смерти. Если так можно выразиться, то я был научным консультантом у пятнадцати законных воров. У меня огромные возможности, и мне не составляло большого труда добыть для него нужную информацию. Вот так я всю жизнь оплачивал этот долг. Именно по его же личной просьбе ты был устроен в университет, защитил две диссертации в фантастически короткий срок. Что отличало Медведя, так это то, что он мог видеть перспективу. Он сказал, что ты именно тот человек, о котором он мечтал давно.

Академик прокашлялся и так же горячо продолжал:

– Тот человек, который может усилить созданную им империю. И он не ошибся! Позже я и сам убедился в твоих незаурядных способностях. Если самодержавию требовались столетия, чтобы сколотить из огромных кусков единую империю, то Медведю понадобилось на это всего лишь двадцать лет. Если самодержавие держалось на армии, страхе, то Медведь отыскал более сильные рычаги – идею и деньги. Деньги и открывали любые двери и заставляли говорить даже самых молчаливых. Деньги подчиняли себе самых непокорных, а робких заставляли бунтовать. Георгий Иванович был гениальным человеком! Если бы он пошел по другой стезе, то наверняка достиг бы академических высот. Возможно, стал бы президентом! Впрочем, он и был президентом воровского мира и повелевал своей огромной империей с гениальной осторожностью, за все эти годы он ни разу не был выявлен. А эти его знаменитые похороны, когда он объявил себя покойником! Вы не представляете, молодой человек, как ликовали в комитетах, когда услышали о его смерти. У меня и там есть приятели. Они думали, что его детище, которое он создавал долгие годы, лопнет! Однако каково было их удивление, когда оно, наоборот, стало крепчать год от года. Пытались искать лидера, который заправлял общесоюзным сходняком, но его просто не было! Им было невдомек, что империя управляется, как и раньше, только сейчас это происходит из-за плотной занавеси.

Телефон уже звонил несколько раз, но Варяг не решался прервать рассказ академика. Сейчас телефон трезвонил особенно настойчиво, и Варяг отключил его совсем.

– Медведь был с фантазией, всегда умел находить самые неординарные решения из сложнейшей ситуации. Милиция брала воров, – качнул головой Нестеренко, – но все они были средней руки, след же всякий раз прерывался. Все они были связаны клятвой, нарушить которую – значило подписать себе смертный приговор. Все это делается очень просто: подсылают кого-нибудь на пересылке и выпускают кишки. Но подчас даже и они не знали, от кого получают приказ.

– Приказы не нарушались?

– Что ты, пойти против воли Медведя – это значит пойти против воли схода, а такие приговаривались немедленно.

– Когда произошло расслоение законников? – задал Варяг вопрос, который не давал ему покоя все последнее время.

– Расслоение воров произошло лет восемь назад. Это могло уничтожить империю, которую с таким трудом создал Медведь. Когда-то он стоял на стороне нэпмановских воров, которые придерживались старых традиций, потому что сам был таким, но в последние годы он поступился своими принципами.

– Почему он отошел от нэпмановских воров?

– Для меня это тоже загадка. Я даже думаю, для того чтобы спасти их от полного уничтожения. Новые воры плодились подобно тараканам, норовили заползти в самые отдаленные углы, диктовали свои условия и выделяли столько желчи, что могли отравить всю империю на строительство которой у него ушли десятки лет.

– Медведь не мог добиться от них повиновения? – удивился Варяг.

– Они успели заразить многих, и болезнь уже была запущена. Для того чтобы добиться повиновения, нужно было перебить десятки воров, а это уже война. Для нового поколения воров прежние законники уже не пример. Кому не хотелось иметь дачи и машины, а не побираться жалкими крохами с общака? Каждому хочется иметь коттедж и «кадиллак», красивых любовниц и ужинать в дорогих ресторанах. Это совсем не то, что было даже пять лет назад. Прежние законники не желали выходить из колоний только потому, что им нужно воспитывать молодежь. Сейчас таких альтруистов осталось мало. Каждый рвется на свободу, чтобы вдоволь жрать и всласть пить. Вот тогда воровской мир и разделился. Мечтой Медведя было вновь соединить две половинки яблока, чтобы они навсегда остались единым целым. Медведь был гибок в своих поступках: он расширил сходняк и включил туда новых воров. Это было сделано для того, чтобы примирить всех. Потом Медведь подчинил своей воле большую часть новых воров и только некоторые районы оставались беспределыциками. Ты же сумел сделать то, о чем в последние годы так мечтал Медведь: ты объединил новых и нэпмановских воров.