Андрей Воронин - Тайна Леонардо

Несправедливо это, подумал Дружинин. У живописца в распоряжении сколько угодно времени и бездна попыток – если что-то не получилось, всегда можно начать с нуля. В результате его плоская, безответственная мазня ни к чему его не обязывает: удачная картина, быть может, сохранится в веках, славя его имя, а неудачная сгинет, никому не известная, в темном чулане или на пыльном чердаке. А хирургу на его творчество отведены считанные часы, и ошибаться он не имеет права – что написано пером, не вырубишь топором. Скальпель и игла не знают вторых попыток, а творения пластического хирурга, даже самые совершенные, живут недолго – люди, увы, смертны, да и жизнь их тоже не особенно щадит.

– Ну, что же вы замолчали, доктор? – спросила пациентка.

Она наконец отыскала свои пастилки, положила одну в рот и стала посасывать. Это, как и все остальное, выходило у нее изящно и вместе с тем как-то значительно, как будто она не пастилку сосала, чтобы перебить никотиновую вонь изо рта, а совершала прилюдно некое в высшей степени интимное таинство, колдовское и эротичное одновременно. Взгляд ее темных глаз притягивал и завораживал, и Дружинину удалось избавиться от этого наваждения только после того, как он представил ее окровавленное тело, безобразно распяленное, распластанное на операционном столе, как препарированная лягушка на предметном стекле микроскопа.

– Да я, собственно, уже все сказал, – произнес Владимир Яковлевич, деликатно пригубив кофе. – Никаких противопоказаний к операции нет. Решение за вами. Что до меня, то я, как мы и договаривались, в полном вашем распоряжении. Когда вы будете готовы лечь в клинику?

Пациентка на мгновение задумалась, как будто прокручивая в голове список неотложных дел.

– Завтра, – сказала она, сверкнув белозубой, в высшей степени обаятельной улыбкой. – Но, Владимир Яковлевич, дорогой, мне бы не хотелось на этот раз ложиться в клинику. Помните, вы приглашали меня на день рождения в свой загородный дом? Там так уютно, спокойно и нет никакой необходимости общаться с людьми не моего круга...

– Простите, – сказал Дружинин, – я вас не совсем понимаю.

– Правда? Забавно, мне казалось, что я высказалась вполне определенно.

– Простите великодушно, – еще раз извинился Дружинин, – это, наверное, я виноват. После трех операций подряд немного... э... утрачиваешь остроту восприятия.

Пациентка едва заметно улыбнулась, отдав должное находчивости, с которой Владимир Яковлевич в самый последний миг заменил вертевшееся у него на языке словечко "тупеешь" изящным оборотом. Дружинин заметил эту улыбку, правильно понял ее значение и слегка разозлился на дамочку за то, что та не посчитала нужным хотя бы из вежливости скрыть свою проницательность. Он действительно провел сегодня три Довольно сложные операции, очень устал и в самом деле слегка отупел, однако держал себя в руках и старался соблюдать приличия в присутствии этой бабищи, которая при случае сама могла выразиться похлеще портового грузчика. В конце концов, Владимир Яковлевич своими ушами слышал, как она совершенно непристойно орала на чем-то не потрафившую ей санитарку...

– Это вы должны меня простить, – снова показывая великолепные, идеально ровные и белые зубы в теплой, слегка виноватой улыбке, произнесла она. – Все время забываю, что не все вокруг такие же бездельники, как я. Напряжение, предельная сосредоточенность... Да, я понимаю. Мне следовало выразиться яснее, простите. Так вот, Владимир Яковлевич, я хотела бы, чтобы вы провели эту операцию в своем загородном доме.

– Но позвольте... – Дружинин слегка растерялся. – Это невозможно! Немыслимо! Я не провожу операции на дому, там просто нет для этого условий... Чем вас не устраивает клиника? Не хотите видеть посторонних – бога ради! У вас, как обычно, будет отдельный номер со всем, что вы только пожелаете...

"А с другой стороны, – думал он в это самое время, – это было бы неплохо. Очень неплохо! Когда создаешь шедевр, нельзя отвлекаться на пустяки. Жаль, что условий там действительно нет..."

– Вот я и желаю, – продолжая мило улыбаться, вкрадчиво сказала пациентка, – чтобы за окном моей комнаты качались ваши чудесные сосны, а не эти облезлые веники, что видны из окна здешнего отдельного бокса для вип-персон. Что значит "нет условий"?

– Это значит, – как можно любезнее пояснил Дружинин, – что их нет. Я готов пойти навстречу любым вашим пожеланиям, но элементарная порядочность не позволит мне оперировать вас кухонным ножом на обеденном столе.

– Это неправильный ответ, – возразила пациентка. Эта чертова баба действительно была несгибаема. – Послушайте мой вариант. Отсутствие условий для операции означает всего-навсего, что их никто не создал. Так создайте их, что вам стоит?

– Что стоит... – протянул Дружинин. – Стоит это прилично. Очень прилично, поверьте! У меня таких денег не то чтобы нет, но подобная трата как-то не входила в мои планы...

Пациентка опять улыбнулась. Похоже, у нее в запасе имелась масса разнообразных улыбок на все случаи жизни, и оставалось только гадать, было это качество врожденным или она подолгу тренировалась перед зеркалом. Как бы то ни было, увидев эту улыбку, доктор Дружинин понял, что ему дьявольски повезло: его, кажется, решили облагодетельствовать.

Бедным он себя не считал, но потратить сумму, о которой шла речь, действительно не мог себе позволить, тем более на прихоть. А с другой стороны, современная операционная дома, в соседней комнате, для человека его профессии – не такая уж и прихоть. Мало ли как сложится жизнь, какие возникнут обстоятельства... И потом, эта набитая деньгами курица в чем-то, несомненно, права: такие вещи, как то, что они задумали, лучше проворачивать подальше от посторонних глаз. Да, век живи – век учись...

– О какой же сумме может идти речь? – продолжая сиять понимающей, снисходительной улыбкой, спросила пациентка. – Не стесняйтесь, Владимир Яковлевич, дайте волю фантазии. Вы знаете мой принцип: если уж покупать, так самое лучшее. Скупой платит дважды – это аксиома.

– Так навскидку даже трудно сказать, – задумчиво покусывая губы, произнес Дружинин. Мысленно он потирал руки, радуясь небывалой удаче. – Но... В общем, одно я могу сказать наверняка: эта сумма многократно превышает стоимость самой операции. Я бы сказал, в десятки раз. Поэтому я не знаю, насколько это целесообразно...

Пациентка рассмеялась – звонко, молодо, будто хрустальные колокольчики зазвенели.

– О какой целесообразности вы говорите? Уж не думаете ли вы, что я намерена вручить вам вместо гонорара набор хирургических инструментов и бестеневую лампу? Помилуйте, голубчик, как вы могли так плохо обо мне подумать? Я ценю ваш талант, ваши золотые руки, мне будет только приятно сделать вам этот скромный подарок, поверьте! Иметь у себя дома под рукой все, что нужно для работы, – разве не об этом мечтает каждый по-настоящему творческий, талантливый человек?! Так работайте; ваша работа так нужна людям, и с каждым годом она становится все нужнее и нужнее! Слава богу, в нашей варварской стране наконец-то появилась мода на красоту! Так дарите ее людям и не думайте о деньгах!