Андрей Дышев - ППЖ. Походно-полевая жена

- Не знаю, товарищ старший лейтенант… Что-то на душе хреново…

- Не опускай глаза, Гнышов! Смотри на меня! Ты же не «сын». Ты же дембель! У тебя же опыт, чутье, интуиция!

- Да я понимаю, понимаю! - как от боли скривился солдат. - Но что-то здесь… Я не знаю, как сказать…

Он царапал, рвал ногтями себе грудь.

- А ты, Абельдинов? - Герасимов схватил за руку сержанта, который пытался незаметно улизнуть из казармы. - Почему ты дрожишь? Что с тобой?

- Дуканщики предупреждают: не ходите туда, - ответил сержант.

- Да мало ли что ляпнет глупый дуканщик! Ты что, боишься, Абельдинов? У тебя же орден Красной Звезды! Ты же привык первым заходить в кишлаки!

- Товарищ старший лейтенант, не надо…

- Что не надо? Что не надо, Абельдинов? Ты же сильный и храбрый воин! А там, в горах, обитают трусливые шакалы…

- Я знаю…

- А если знаешь, почему трясешься?

- Нервы, наверное… Отпустите меня, можно я выйду?

Герасимов хватал за плечи третьего, разворачивал к себе лицом:

- Черненко, ты разучился улыбаться? Почему ты не играешь на гитаре, не поешь?

- Настроения нет, товарищ старший лейтенант. Зачем? Завтра на войну…

- Ну и что? Как выйдем, так и вернемся.

- Ну, это еще… бабка надвое сказала…

- Черненко, ты вернешься!

- Ну да, естественно…

- Ты вернешься живым, Черненко! Я тебе обещаю! Ты же мощный, здоровый! От одного твоего вида духи обсераются! Ты же двести раз от пола отжимаешься, тебя оглоблей не перешибешь! Ну же, разверни грудь, подними голову!

- Не получается, товарищ старший лейтенант… Как-то мне нехорошо… Может, отравился чем-то…

Мы не умрем, повторял Герасимов, но его уже никто не слушал. Мы за себя постоим. Мы - сильные. Мы - шестая рота. Мы одна команда, и нам нет равных! Мы супермены! Наши тела отлиты из металла! Наши глаза защищены бронебойными стеклами! Вокруг нас гудит биомагнитное поле, от которого отскакивают пули и осколки! Мы беззвучны, невидимы, прозрачны, как воздух! Мы небо, облака, пронзенные лучами солнца! Мы - Вселенная с мириадами звезд! Мы - персты Бога, сердцевина материи! Мы… мы… Пошлииии!!

Второй батальон, начать выдвижение по правому склону ущелья Дадель! Дивизиону «Град» подавить огнем опорные пункты противника в квадрате «Семнадцать-тридцать четыре» на высоте 1600 122-мм осколочно-фугасными снарядами. Третьему батальону начать выдвижение по правому склону ущелья Тоган. Артиллерийской батарее начать артподготовку по населенному пункту Даллан, где предположительно находится скопление живой силы противника. Восьмерке «Су-25» под прикрытием звена «МиГ-23» нанести бомбово-штурмовой удар по кишлаку Бурхан, южнее Карагача. Разведроту, усиленную гранатометным взводом, подготовить к выброске на окраину населенного пункта Шорча с задачей воспрепятствовать прорыву банд мятежников через ущелье Дадель к реке Балх и населенному пункту Пули-Барак…

Штаб пыхтел, ворочался и ворчал под маскировочной сетью, словно потревоженный медведь в берлоге. Начальники служб вращали ручки телефонных аппаратов и отдавали приказы. Шелестели карты и склеенные в скатерти аэрофотоснимки. На них сыпалась пыль с масксети. Младшие офицеры сдували ее и бегали в «кашээмку» за «Боржоми». Солнце припекало нещадно. Начальник штаба спорил с начальником артиллерии, куда лучше перенести огонь гаубиц, чтобы ненароком не накрыть разведроту. Начальник политотдела аккуратно свернул носовой платок так, что получилась узкая многослойная лента, и приладил его между воротником и шеей. Теперь платок будет впитывать пот, и подворотничок дольше останется чистым и сухим. Связист передал ему трубку: «Замполит комбата-два на связи!» Начпо взял трубку. «Лисицын! За каждого солдата головой отвечаешь! - сказал он чрезмерно строгим голосом, и этот тон дался ему нелегко. - Никаких нормированных потерь быть не должно! Замполитам рот, комсомольским секретарям, агитаторам - всем скажи: беречь людей!» Отдал трубку, снял кепи, вытер ею лоб. «Ну-ка, сынок, - связисту, - сбегай за минералочкой. Да найди похолоднее». Вчера вечером в политотделе со спецпропагандистом две бутылки выпили. Тяжко. Полный вздох не сделаешь, душа распухла, и нет уж места для чувств и переживаний. «Беречь людей», - мысленно повторил он, глядя на красный карандаш в руке начальника штаба. Тонко отточенный грифель оставлял на карте коротенькие стрелочки с поперечными засечками. Эти стрелочки были похожи на бегущих друг за дружкой сороконожек. «Беречь людей…»

- Да здесь совершенно отвесные стены! - нервно спорил командир эскадрильи в небесно-голубом комбинезоне. Он много раз видел со своего вертолета эту местность и помнил каждое ущелье, гору, холм и ложбину.

- Пройдут! - упрямо повторил начштаба и нарисовал еще одну сороконожку. - Должны пройти!

Командир эскадрильи всплеснул руками:

- Я не знаю, на что вы рассчитываете! Там почти отвесный склон. Сыпучка! Вы знаете, что такое сыпучка…

- Товарищ майор! - стальным голосом оборвал его начштаба. - Побеспокойтесь лучше о том, чтобы ваши подчиненные высадили десант точно в указанный квадрат!

«Какая тоска! - подумал начпо, делая большой глоток из запотевшей бутылки. - Нет ничего проще нарисовать на карте красную стрелочку. Сантиметр правее, сантиметр левее… Нет, что-то мне сегодня определенно нехорошо…»

Высунув язык от усердия, начальник штаба вырисовывал короткие дуги и украшал их коротенькими «ресничками». Эти значки были похожи на девичьи глазки и означали опорные пункты. То есть места, где бойцам предстояло вгрызаться в землю, держать оборону, сражаться и умирать. Товарищ полковник, вы хорошо подумали, определяя местоположение опорного пункта внутри кольцевой горизонтали, которая соответствует совершенно открытому пятачку земли, окруженному со всех сторон неприступными скалами? Вы действительно так решили? И ваша рука не дрогнула? Именно в этом месте вы намерены обильно пропитать солдатской кровью высохшую афганскую землю?

- Знаешь что, голубчик, - сказал начпо командиру эскадрильи и обнял его за плечо. - Полечу-ка я с тобой. Устрою замполитам рот нагоняй. Что-то они в последнее время совсем распустились, из рук вон плохо проводят в жизнь постановления партии и правительства…

- Лиса, Лиса, я Коршун! - кричали в трубки связисты. - Доложите обстановку!

- Я Лиса! - пробивался сквозь эфирный мусор далекий голос. - Воздействия противника не наблюдаю. Продолжаю движение!

Закружилась, загудела, затрещала военная махина, затягивая в свои жернова тысячи судеб. По хребтам песчаных холмов тянулись цепочки утяжеленных железом бойцов. Бронежилеты, радиостанции, коробки с патронами, гранаты, минометы, сухпай, вода, автоматы, пулеметы, медикаменты, бинты, шприц-тюбики, недосып, страх, обреченность - все с собой, в гору, вверх, в затаившуюся неизвестность. Мы будем мстить! Мы вам сейчас дадим прикурить, мы вам сейчас покажем! Каждый шаг - вдох и хриплый выдох. Пот струится по лицу, глаза слепнут, панама съезжает на нос, ботинки натирают, спина - как страшно ноет спина! Между лопаток уперлось острое ребро пулеметной коробки, а поясницу терзает консервная банка. Минометчикам вообще хоть стреляйся! Два человека пердолят в гору тяжеленный ствол. Еще двое - плиту и треногу. Сил хватит на два-три часа. Потом ствол полетит в пропасть: «Виноват, не удержал! Из рук выскользнул!» Сержант разобьет минометчику губы, зато какое потом наступит облегчение - хоть вприпляску иди дальше!.. Как далеко уже забралась рота! Почему шестой роте никогда не везет? Почему первая уже остановилась на склоне, свалила с себя неподъемную ношу и лениво, в удовольствие, окапывается? Только потому, что у нее номер первый?