Аркадий Адамов - Инспектор Лосев

– А что вам ваш консультант советует?

– Какой консультант? Ах, Станислав Христофорович? Да он…

– Кто-кто? – в изумлении переспрашиваю я. – Как вы сказали? Станислав Христофорович?

– Ну да…

– А, простите, фамилия его как?

– Фамилия? Меншутин. Вы его знаете? Между прочим, очень уважаемый человек. Крупный руководитель.

Петр Львович до крайности удивлен и заинтригован моей реакцией на это открытие. А я уже досадую на себя за то, что не смог сдержаться. Но возникновение Станислава Христофоровича было столь неожиданным и эффектным, что я на минуту забылся. Боже мой, как узок мир!

Расстаемся мы поздно, к тому же после солидной дозы коньяка, которую все-таки влил в меня уважаемый профессор, хотя я ничем не смог успокоить его встревоженную душу.

Сегодня суббота, и я позволяю себе подольше поспать. Потом не спеша завтракаю в полупустом кафе и звоню товарищу Зеликовскому, заведующему ателье, где работает Павел, уславливаюсь о встрече. В голосе заведующего чувствуется некоторая нервозность. Да и кто любит, когда его тревожит милиция, к тому же еще по неизвестному поводу.

Затем я не без труда натягиваю на себя пальто, нахлобучиваю невообразимо лохматую, прямо-таки разбойничью ушанку, которую мне тоже невесть где раздобыли ребята, и в таком непривычном виде выхожу на улицу.

Холодно, пасмурно, метет поземка. Людей и машин вокруг значительно меньше, чем вчера.

Где находится нужное мне ателье, я представляю весьма приблизительно и вынужден обращаться с расспросами к прохожим. Затем приходится воспользоваться услугами автобуса, а потом и трамвая. Впрочем, я, кажется, следую не самым кратким путем. Так всегда бывает в чужом городе, как ни расспрашивай дорогу. И мороз, по-моему, усилился.

Но вот, наконец, и ателье. За мной с шумом захлопывается одна дверь, потом вторая. И я пока только лицом чувствую живительное тепло вокруг себя. А окоченевшие ноги начинают ныть все сильнее.

Молоденькая приемщица в аккуратном голубом халатике и с наимоднейшей, прямо-таки ошарашивающей прической с любопытством оглядывает меня сильно подведенными глазами, веки масляно-голубые, ресницы и брови угольно-черные. Если здесь и шьют с таким же вкусом, можно посочувствовать заказчикам. Впрочем, у меня вид тоже не самый привлекательный, и я стараюсь побыстрее миновать приемное помещение с рядами примерочных за пестрыми занавесками, с высокими зеркалами, диванами, круглым столом у окна, заваленным всякими журналами мод и газетами.

В маленьком, тесном кабинете заведующего меня встречает высокий, полный, медлительный человек, лысоватый, с помятым, рыхлым лицом, у него длинные седые виски и печальные глаза с фиолетовыми, набрякшими мешками. На вид ему за пятьдесят.

– Эдуард Семенович, – нерешительно представляется он.

Мы знакомимся. Я объясняю, что временно назначен в помощь местному участковому инспектору, никаких претензий ни к самому Эдуарду Семеновичу, ни к его коллективу мы не имеем, а хочу я просто с этим коллективом познакомиться.

На бабьем, оплывшем лице Зеликовского не отражается никакой радости или хотя бы облегчения. Он сипло вздыхает, проводит пухлой рукой с толстым, врезавшимся в безымянный палец обручальным кольцом по редким волосам, и грустные, навыкате глаза его, кажется, становятся еще печальнее.

– Что ж вам сказать, – неожиданно тонким, чуть не женским голосом произносит он. – Коллектив у нас в целом здоровый. Со стороны администрации жалоб нет. План за ноябрь выполнили досрочно, хотя много товарищей болело. И сейчас болеет. На Доске почета треста два наших товарища. А вообще, с кадрами беда… – заключает он и снова шумно вздыхает.

– Вот мне известно, – говорю я, – что ваш работник Николай Ломатин допустил…

– Да, да! – пискляво подхватывает Зеликовский. – Администрация в курсе. Коллектив тоже. Прискорбный случай. Обсуждали и единодушно осудили.

Это был случай, когда пьяный Ломатин пришил все пуговицы на внутреннюю сторону пиджака и в таком виде вынес его заказчику. А когда тот возмутился, Ломатин пытался силой натянуть на него этот пиджак. Скандал произошел немалый.

– А в прошлом судимые у вас в коллективе есть? – спрашиваю я без какой-либо особой заинтересованности, тоном своим будничным подчеркивая, насколько такой вопрос для меня обычен и, в некотором смысле, даже формален.

– Судимые? А как же! – пищит в ответ Эдуард Семенович. – Само собой, есть. Администрация к ним подходит с особой чуткостью и бдительностью. Как положено. И потому никаких эксцессов с ними не отмечено. Уверяю вас. Я и сам терпелив с ними, как йог, – добавляет он так грустно, что все предыдущее и оптимистичное на этот счет теряет, мне кажется, последнюю достоверность.

– А кто именно у вас такой? – прошу уточнить я и достаю записную книжку.

– Именно? – переспрашивает Эдуард Семенович и беспокойно ерзает в своем кресле. – Одну минуту. Для точности я сейчас приглашу Нину Владиславовну, нашего бухгалтера.

– Почему бухгалтера? – с недоумением спрашиваю я.

– Ах! – машет пухлой рукой Зеликовский. – Молодая женщина, прекрасная память.

– Может быть, все-таки вспомните сами? – сухо говорю я. – А уж потом, если потребуется, уточним. Беседа наша все-таки конфиденциальная.

Мне сейчас вовсе не нужна молодая женщина с прекрасной памятью, которая сама будет влезать мне в печенки.

– Конечно, конечно. Пожалуйста, – угодливо пищит Эдуард Семенович, уловив недовольство в моем тоне. – Значит, так. Ну, во-первых, это Постников Павел.

Я записываю и жду, что он скажет дальше.

– Значит. Постников, это раз… – мямлит Эдуард Семенович, с тоской поглядывая на дверь. – Кто же еще?.. Если бы один Постников… Значит, так… Постников…

– Ладно, – снисходительно говорю я. – Давайте пока остановимся на этом Постникове. Остальных, я надеюсь, потом вспомните. Как он себя ведет, Постников ваш?

Зеликовский заметно приободряется. Глаза его теряют свое тоскливое выражение, взгляд оживляется. Он наклоняется ко мне и многозначительным тоном произносит:

– Внешне он ведет себя вполне сознательно.

– Как это понимать?

– А так. У администрации нет к нему претензий. Пошив отличный. Дамы довольны. Вкус, воображение, линии, – Зеликовский поднимает руки, откинув кисти в стороны, как восточная танцовщица, и даже пытается шевельнуть жирными плечами, изображая особую элегантность покроя. – Хорошим портным, я вам доложу, надо родиться. В нашем доме моделей мои фасоны – например, шикарное вечернее платье с разрезом на боку, рукав – кимоно с вышивкой и глубокий вырез на спине – это платье получило приз. Его возили в Москву. К сожалению, мало идет. Не развит вкус. Возможно, и дороговато. Я вам сейчас…