Игорь Трофимкин - Призрак с улицы Советской

В корпорацию алкашей войти непросто. Своих они всех знают, а чужака стараются выставить и забыть.

Я ходил на пьяные углы у метро «Звездная» четыре дня. Одежка на мне была соответствующая. Не так чтобы очень обтерханная, но и не щегольская. По легенде переехал сюда в коммуналку, в меньшую “комнатку, получив приплату три лимона. Для страховки на улице Орджоникидзе у меня действительно была комнатка в трехкомнатной квартире, которую на пару недель уступил мне приятель. Туда я, естественно, собутыльников не водил и сам старался бывать редко, только чтобы соседи приметили и при случае могли рассказать во дворе или в магазине о «тихом алкаше», который загнал свою комнату в центре, а деньги, бедняга, пропил.

К тому моменту, когда утром на пятый день моего «запоя» к нам подвалил щупленький шустроглазый мужичок, я уже вполне освоился с новой ролью. Мельком глянув на подошедшего, я вытащил пачку «Примы», закурил, закашлялся, выругался.

— У кого что есть? — осведомился мужичок. — Могу добавить.

Все помолчали. Я знал, что у двоих мужичков из пяти есть заначки. Они у алкашей частенько бывают, но берегутся «на потом», когда особенно худо станет.

— Молодой! Слух прошел, что у тебя капусты, как грязи. Чего жмешься?

— Было, да сплыло, — хмуро ответил я.

— А вот чегой-то не верю я, — продолжал мужичок. — Совсем недавно кантуешься здесь и три лимона успел просадить?

— Да тебе-то что за дело? Я ж тебя не трогаю. Поставить хочешь — пожалуйста. Но меньше чем за стакан «Охты» исповедаться не стану.

— Ладно, — вдруг смилостивился мужичок. — Выставлю я вам, паразитам, пузырь. — И достал из потрепанного кожаного портфеля бутылку.

Мне стало муторно. И чего я ввязался в это дело? Зачем мне это нужно? Сейчас вся моя затея казалась бредовой. Какая может быть связь между этими опустившимися людьми и семьей отца Евгения? И какого черта я издеваюсь над самим собой?

Тем временем мужичок налил в грязный стакан, подал мне. Под его внимательным взглядом я, давясь, выпил.

— Мне-то плесни, Домовой! Я ж тебе вчера ставил, — попросил опухший тип по кличке Халявщик.

— Хо-хо! Ты ставил! Тебе вчера Писатель полпузыря выставил, а ты мне на полтора пальца оставил.

Писателем здесь звали человека, который в молодости уговорил какого-то редактора за шестьдесят процентов гонорара переписать и выпустить его воспоминания о фронтовом детстве. С тех пор прошло уже больше двадцати лет. И как это существо с полностью разрушенным организмом все еще продолжает бродить по земле, было абсолютно непонятно.

— А впрочем, держи, я человек не жадный. — Плеснув Халявщику и остальным членам братства, Домовой спросил у меня: — Небось маловато на опохмелку?

— Мало, не много, — туманно ответил я.

— А мы сейчас еще сообразим. Молодой, тебя как звать-то?

— Слава.

— Вот что, Славик, пойдем-ка мы с тобой от этой пустой кумпании.

— А зачем? Мне и тут не дует.

— Пошли, пошли. У меня пузырек есть, — прошептал Домовой мне в ухо, — а поить их всех я не собираюсь.

Мы встали и, провожаемые тупыми взглядами алкашей, направились к выходу с рынка.

Домовой привел меня к себе в небольшую однокомнатную квартирку на «Звездной».

— Удивляешься? Правильно делаешь. Объяснить я тебе могу все очень просто. Пару раз я тебя на здешних пьяных углах видел. Не похож ты на алкаша. Парень здоровый, ведешь себя не по-нашему. Вот я и подумал, что пить ты стал недавно. А кем был до этого, вопрос.

— До этого и во время этого ментом был. За пьянку и выгнали.

— Во! Я так и подумал. Глаз — алмаз. Ежели в натуре — мент, так здесь тебе делать нечего, алкаши люди опасные только для самих себя. Значит, скорее всего, мент в прошлом. Ай да я, ай да Леха, на два метра в землю вижу, почище Кашпировского.

— А тебе-то от меня что за корысть?

— Корысть небольшая есть. А ты и впрямь хату загнал?

— Загнал, но деньги все пропить не успел, два лимона из трех кто-то из дружков спер.

— Пустой, значит, теперь?

— Пустой.

— Рыбак рыбака! Корешами будем.

— Да какой тебе интерес-то во мне? Что-то я в толк не возьму.

— А это мы со временем уточним.

— Учти, Домовой, я в криминал не полезу. Менты своего враз замочат, коли на чем застукают.

— Да какой криминал, что ты! Я ж сам давно завязал. Теперь без всякого криминала можно капусту стричь. И между прочим разного цвета.

— Не крути, Домовой. За так просто ты бы меня к себе не зазвал.

— Ну ладно, чего уж ты так-то? Я, видишь, вроде как торговым агентом заделался. Кое-какой товар у людишек беру — другим передаю. Ты еще силушку-то не подрастерял, будешь со мной ходить на всякий случай.

— Шестеркой, что ли?

— Зачем? — обиделся Домовой. — Напарником будешь. Задача твоя простая. Во-первых, ежели залетные какие не поймут, с кем дело имеют, вразумишь. А главное — смотреть будешь, не крутится ли вокруг тех людишек, куда в гости ходить будем, кто из ментов.

— Да ты что? Откуда же я их всех знаю?

— А и знать не обязательно. Если что, у меня нюх на вашего брата. Твоя задача такого человечка охмурить, будто ты меня уже пасешь, и других, мол, не надо.

— Ох, крутила ты, Домовой! Врёшь ведь и не икаешь!

— Вру, не вру, работа простенькая, капусту иметь будешь, только пить разрешу в выходные и отгулы, понял? — И Домовой захихикал. — А теперь можешь еще стаканчик пропустить и домой — баиньки. Завтра в восемь утра — ко мне. — И Домовой к моему великому удивлению вынул из буфета бутылку подмигивающего Распутина. Я выпил, отвернулся, сглотнул две нейтрализующие таблетки. Потом встал, слегка пошатнулся и сказал:

— Ладно, Домовой, за мной не заржавеет.

И я пошел тяжелой нетвердой походкой долго и упорно пьющего человека к выходу.

В своем временном пристанище на Орджоникидзе я постарался все обдумать. Спрашивается, с какой стати Домовой выбрал меня? Почему из нескольких десятков «своих» алкашей выдернул нового человека? Выходило, что нужен я ему временно для какого-то внезапно подвернувшегося дела. Искать долго было некогда. Это — вывод первый. Второй — Домовой часто использует местных алкашей для незначительных делишек, конечно, не самых опустившихся. Желательно начинающих, но уже крепко увязнувших. Но вполне возможно, что я ему показался подозрительным. Хочет проверить в деле, и тогда он скорее всего замешан в чем-то крупном.

На следующее утро, придав себе перед зеркалом в прихожей соответствующий вид — «человек с похмелья и не в духе», — я явился к Домовому.

Он встретил меня одетый, коротко бросил: «Пошли» и, перекинув через плечо спортивную сумку, вышел на лестницу.

— Хоть бы налил полстакана, — заикнулся я, поддерживая имидж.