Джон Харви - Малолетки

Диптак нашел в ящике комода, где хранились рубашки Шепперда, фотоаппарат с объективом «Олимпус АГ-10», который легко умещался в кармане или в ладони руки.

В стенном шкафу возле кровати, на которой спала Джоан Шепперд, Линн обнаружила флакончик с напечатанным типографским способом предупреждением о необходимости прятать лекарство от детей – «Диазепам, 10 мг». Там еще оставалось двадцать с лишним таблеток.

В другом ящике она нашла фотографию класса Джоан Шепперд, последний день летнего семестра. Человек тридцать детей окружали ее на площадке для игр. Джоан выглядела покровительственно, улыбаясь в объектив. В первом ряду, поджав под себя ноги и несколько морщась от солнца, сидела Глория Саммерс.

Белый комбинезон констебля Хансена был вымазан черным, и он сменил уже вторую пару перчаток. Он получил указание обратить особое внимание на багажник, он и занимался именно этим.

«Черт их возьми, – думал Дивайн, – как долго они еще собираются сидеть там, как экспонаты музея восковых фигур? Не предложат даже ломтя поджаренного хлеба или чашку чая!»

Миллингтон оставил Нейлора делать пометки на половицах у камина, которые хотя бы немного изменили свою окраску, что могло случиться, когда что-то пролилось на ковер и затем просочилось через него. Как давно или недавно это произошло, нельзя сказать, пользуясь невооруженным глазом. Но судебные медики, когда они прибудут, смогут составить более определенное мнение.

Сержант спустился в погреб, где Резник с осторожностью двигался вокруг верстака, среди блестящих инструментов.

– Все это просится на выставку, – восхищенно произнес Миллингтон. – Этот педераст тратит больше времени на то, чтобы они блестели, чем фактически пользуется ими.

Резник вспомнил, в какой изысканной манере патологоанатом поправлял свои очки. «Глубокий пролом в затылочной части черепа, обширные внешняя и внутренняя гематомы. Почти несомненно – удар».

– Берите их, – приказал он, – все до одного.

В то время, когда сержант занимался этим, Резник начал просматривать узкие ящички в шкафу: винты с бронзовыми головками, шесть различных сортов гвоздей, сверла, листы шнурки – от грубой до самой тонкой. Между этими листами Резник и обнаружил фотографии. Задержав дыхание, он разложил их на верстаке, как колоду карт.

– Черт возьми! – воскликнул Миллингтон. Резник не произнес ни слова.

Всего было двадцать семь фотографий размером с открытку. Многие из них были несколько смазаны, не в фокусе. Очевидно, или двигался объект съемки, или же снимки делались не совсем твердой рукой. Большинство, но не все, были сделаны на природе, в каком-то парке с качелями. Молодые девушки в джинсах или в купальных костюмах, с открытой грудью, лишь в одних трусах, девочки, машущие руками в сторону камеры, смеющиеся, танцующие, прыгающие через голову. Была одна фотография – слишком темная, чтобы разобрать, что на ней снято. Очевидно, ее делали в коридоре. Была и такая, которая делалась со вспышкой в классной комнате. Четыре последних, которые выложил Резник, были сделаны в плавательном бассейне. На самой последней из них, на краю бассейна стояла худенькая девочка с проглядывающими ребрами, ее пальчики зажимали нос, и она была готова вот-вот прыгнуть в воду.

С первого взгляда на фотографиях не было видно Глории Саммерс, но была Эмили, Эмили Моррисон. Вот она в центре группы, а вот – ближе к заднему плану снимка. Вот она на качелях, весело дрыгает ногами, а рот широко раскрыт не то от удовольствия, не то от страха. Вот она повернулась на голос, который узнала, лицо оживленное, широко раскрылись глаза.

Резник аккуратно сложил фотографии и сунул их в пластиковый пакет, который убрал во внутренний карман куртки вместе со своим бумажником.

– Закончите здесь сами, – бросил он Миллингтону, направившись к лестнице.

Линн Келлог встретила его в прихожей. В руке она держала фотографию класса. Резник взглянул на нее и кивнул.

– Оставайтесь там и расспросите миссис Шепперд. – Он двинулся дальше. – Оставьте с собой Диптака.

Дивайн посторонился в дверях, чтобы пропустить его в кухню, Резник обошел Джоан Шепперд и властно опустил руку на плечо ее мужа.

– Стивен Шепперд, я арестую вас в связи с убийством Глории Саммерс и подозрением в убийстве Эмили Моррисон. Вы можете не говорить ничего, но то, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Тело Шепперда, напрягшееся под рукой Резника, постепенно расслабилось, дыхание стало тяжелым, а по лицу покатились слезы. Лицо Джоан Шепперд, сидевшей рядом, застыло в презрительной маске.

– Я думала, что сегодня уж ты мог бы помочь мне, Джек, – укоризненно произнесла жена Скелтона, – в такой-то день.

Скелтон мрачно кивнул. Действительно, завтра будет знаменательный день – день рождения его тестя, восемьдесят первый. Сегодня, чтобы все приготовить, надо целый день биться, как муха о стекло. Старин должен приехать сегодня днем в 5.27 из Ковентри. Год тому назад, когда ему исполнялось восемьдесят, днем в субботу приезжала команда футболистов «Лидс», и жене Скелтона и ее отцу пришлось искать убежища в женском туалете, поскольку на платформах шло ожесточенное сражение между футбольными болельщиками.

С раннего утра в субботу начинался съезд членов семейства: двоюродные братья и сестры из Уттоксетера и Рилла, холостые тройняшки из Видмерпула, методистский священник из Гуля.

– Я, по крайней мере, надеялась, что ты привезешь вино, которое мы заказали у «Трешерса», и обещала, что мы заберем до полудня торт у «Бердса».

Скелтон подошел к жене, чтобы поцеловать ее в лоб. Он был уверен, что она ухитрится отлично проделать все это сама и даже лучше, по всей вероятности, чем с его помощью.

– Прости, дорогая. Но это неотложное дело свалилось на меня именно сегодня.

Взгляд, которым она его наградила в ответ, давал понять, что она с трудом заставила себя поверить мужу. Пройдя половину пути до гаража, он остановился и повернулся, удивившись, что его жена все еще стоит на пороге. Но это была Кейт, замершая в дверях в своей шокирующей, пренебрегающей всякими принятыми нормами одежде. Ее черные джинсы были разорваны поперек около колен, на плече висела матерчатая сумка. Скелтон не знал, возвращается ли она домой или собирается уходить.

– У нас двадцать четыре часа, Чарли.

– Двадцать три, – уточнил Резник, бросив быстрый взгляд на свои часы, – десять минут в ту или другую сторону.

– Мы попросим еще тридцать шесть или тридцать пять, если они понадобятся нам.

– Мы арестуем его до этого, сэр.

– Действительная уверенность или только оптимизм?

– Мы представим ему фотографии, и, я думаю, он начнет говорить.