Агата Кристи - Десять негритят / And Then There Were None

И вообще чертовски странное дело. Сплошное безумие.

С тех самых пор, как они сюда приехали… когда же это было? Ба, да только сегодня днем! А кажется, что уже давно.

«Интересно, когда мы отсюда выберемся?» – подумал Макартур.

Конечно, завтра, когда с берега придет лодка.

Странно, но ему не очень-то хотелось уезжать с острова… возвращаться на Большую землю, в свой дом, к повседневным трудам и заботам. Через открытое окно он слышал, как волны бьются о скалы – громче, чем раньше. Поднимался ветер.

Он подумал: «Мирные звуки. Мирное место»…

И еще подумал: «Остров хорош тем, что, когда на него попадаешь, то дальше идти уже некуда… ты прибыл…»

И вдруг генерал отчетливо понял, что ему совсем не хочется уезжать.

Вера Клейторн без сна лежала в постели и смотрела в потолок.

Рядом с ее кроватью горел ночник. Она боялась темноты.

Она думала: «Хьюго. Хьюго. Почему сегодня мне все кажется, что ты рядом? Где-то совсем близко… Где он на самом деле? Я не знаю. И никогда не узнаю. Он ушел – ушел из моей жизни и никогда не вернется».

Но все попытки не думать о нем ни к чему не приводили. Он был рядом. Ей хотелось думать о нем – хотелось вспоминать…

Корнуолл…

Черные скалы, мелкий желтый песок. Миссис Хэмилтон, дородная, добродушная женщина. Сирил, который вечно скулит, вечно тянет ее за руку…

«Я хочу поплыть к тем скалам, мисс Клейторн. Почему мне нельзя к скалам?»

Она поднимает глаза – и встречает внимательный взгляд Хьюго.

Вечером, Сирил уже в постели.

«Давайте пройдемся, мисс Клейторн».

«Что ж, пожалуй».

Благопристойная прогулка до пляжа. А там – лунный свет, шелест волн Атлантики.

И, наконец, объятия Хьюго.

«Я люблю тебя. Люблю. Ты знаешь, что я люблю тебя, Вера?»

Конечно, она знает.

(Или думала, что знает.)

«Я не могу просить тебя выйти за меня замуж. У меня нет ни пенни. Я едва свожу концы с концами. Ты не поверишь, но однажды у меня был шанс стать богатым человеком. Целых три месяца я питал надежды. Морис тогда уже умер, а Сирил еще не родился. Будь он девочкой…»

Родись тогда девочка, Хьюго стал бы основным наследником. Но его ждало разочарование, и он не стеснялся в этом признаться.

«Конечно, я не строил никаких планов. Но щелчок по носу был хороший. Что ж, удача есть удача – ей не прикажешь! Я очень его люблю». И это было правдой. Хьюго готов был часами забавлять малолетнего племянника, придумывать разные игры. Не в его натуре было таить злобу.

Сирил был болезненным ребенком. Даже хилым – никакой выносливости. Дети вроде него часто не доживают до взрослых лет.

А потом…

«Мисс Клейторн, почему мне нельзя плавать к скалам?»

И так без конца.

«Слишком далеко, Сирил».

«Но, мисс Клейторн…»

Вера встала. Подошла к туалетному столу, проглотила три таблетки аспирина. Подумала: «Жаль, что у меня нет настоящего снотворного».

И еще: «Если бы я решила покончить с собой, то предпочла бы веронал или что-то вроде того, но уж никак не цианид!»

Она вздрогнула, вспомнив перекошенное фиолетовое лицо Энтони Марстона.

Проходя мимо камина, бросила взгляд на стишок в рамке.

«Какой ужас – прямо как у нас сегодня вечером…» – подумала девушка.

Почему Энтони Марстон решил умереть?

Ей умирать вовсе не хотелось.

Она даже представить себе не могла, как это можно – хотеть умереть.

Смерть – это для других…

Доктору Армстронгу снился сон…

Жара в операционной…

Зачем так топить? По его лицу течет пот. Руки стали липкими. Скальпель скользит в пальцах.

Какой он восхитительно острый…

Таким острым скальпелем ничего не стоит зарезать. И он режет…

Женщина выглядела иначе. Та была большая, неуклюжая. Эта – худощавая, мелкая. Лицо накрыто.

Кого же он должен убить?

Доктор не мог вспомнить. Но ведь ему необходимо знать. Может, спросить сестру?

Сестра наблюдала за ним молча. Нет, ее спрашивать не стоит. Она и так что-то подозревает, это же видно.

Но кто же это на столе?

Зря они закрыли ей лицо.

Если бы он мог его видеть…

А! Вот так-то лучше. Молодой практикант снял покрывало.

Ну конечно, Эмили Брент. Значит, он должен убить Эмили Брент… До чего у нее злобный взгляд! И губы шевелятся. Что она говорит?

«В середине жизни нас окружает смерть»…

Теперь она смеется. Нет, сестра, не закрывайте ее лицо. Я должен видеть. Надо дать ей анестезию. Где эфир? Я же принес его с собой. Куда вы дели эфир, сестра? Что, «Шатонёф-дю-Пап»? Да, сгодится.

Уберите платок, сестра.

Ну, конечно! Так я и знал! Энтони Марстон! Фиолетовое лицо перекошено. Но он не мертв – поглядите, хохочет! Говорю вам, хохочет! Даже операционный стол трясется.

Тише, вы, эй, тише… Сестра, держите его…

Доктор Армстронг вздрогнул и проснулся. Было утро. В комнату лился солнечный свет.

Кто-то склонился над ним и тряс его за плечо. Роджерс. Бледный, как смерть, он повторял:

– Доктор… доктор!

Армстронг, проснувшись окончательно, сел в постели и резко спросил:

– В чем дело?

– Моя жена, доктор… Не могу ее добудиться. Господи! Она не просыпается. И… и вид у нее странный.

Доктор Армстронг быстро и решительно встал, и, накинув халат, поспешил за Роджерсом.

Он склонился над постелью, где мирно лежала на боку женщина. Взял ее холодную руку, приподнял веко. Прошло несколько секунд, прежде чем он выпрямился и повернулся к ней спиной.

Роджерс прошептал:

– Она… она не?..

И облизнул языком сухие губы.

Армстронг кивнул.

– Да, ее больше нет с нами.

И задумчиво поглядел на человека перед собой. Оба подошли сначала к тумбочке у кровати, потом к умывальнику, снова вернулись к кровати.

– Это с… с-сердце, доктор? – спросил Роджерс срывающимся голосом.

После минутной паузы доктор Армстронг ответил:

– Она жаловалась на здоровье?

– Ревматизм немножко беспокоил.

– А к врачам она в последнее время не обращалась?

– К врачам? – удивился Роджерс. – Да она сроду у них не бывала – и я тоже.

– Тогда почему вы думаете, что у нее была болезнь сердца?

– Ничего я не думаю. Просто спрашиваю.

– Она хорошо спала? – спросил доктор.

Глаза Роджерса забегали. Сцепив пальцы, он стал нервно выкручивать себе руки. Наконец буркнул:

– Нет, не очень; плохо она спала.

– Она принимала снотворные препараты? – тут же уточнил Армстронг.

Роджерс посмотрел на него с удивлением:

– Снотворные? Она? Понятия не имею. Вряд ли, я бы знал.

Доктор снова подошел к умывальнику. На нем стояли бутылочки. Лосьон, лавандовая вода, каскара, глицерин для рук, ополаскиватель для рта, зубная паста и мазь Эллимана.