Майнет Уолтерс - Уздечка для сварливых

– Вы не очень-то благодарны, Купер, – ответила Сара. – Я вообще могла бы не говорить о ключе. Просто положила бы его обратно и держала рот на замке.

– Вряд ли. На нем ваши отпечатки пальцев, а рано или поздно ключ все равно бы нашли. – Он посмотрел на Джоанну: – Вы действительно не знали, что ваша мать хранит там запасной ключ, миссис Лассель?

– Я уже ответила, сержант. Нет. У меня только ключ от главного входа.

«Что-то очень странное происходит между ней и доктором Блейкни», – подумал Купер. Язык телодвижений не поддавался объяснению. Женщины стояли близко друг к другу, их руки почти соприкасались, и все же они старались не смотреть друг на друга. Если бы они были мужчиной и женщиной, сержант предположил бы, что застал их flagrante delicto [29]. Сейчас же интуиция подсказывала детективу, что у женщин существует одна общая тайна. Но была ли эта тайна связана со смертью миссис Гиллеспи?

– Как насчет Рут?

Джоанна безразлично пожала плечами:

– Не знаю. Рут никогда не упоминала о существовании еще одного ключа и при мне использовала только ключ от главного входа. Какой смысл обходить весь дом, если можешь войти спереди? С той стороны раньше не было входа. Должно быть, это недавнее нововведение матери. – Она выглядела озадаченной. – Когда я жила здесь, мы не пользовались кухонной дверью.

Купер взглянул на Сару, которая беспомощно развела руками:

– Когда я пришла к ней во второй или третий раз, Матильда не открыла дверь. Тогда я обошла дом и заглянула в окна гостиной. Матильда была совершенно беспомощной, не могла подняться с кресла, потому что запястья отказались слушаться. Я прочитала ее инструкции по губам: «Ключ. Третий цветочный горшок. Ящик с углем». Наверное, она хранила там ключ как раз для подобных случаев. Матильда всегда боялась потерять способность к передвижению.

– Кто еще знал о ключе?

– Понятия не имею.

– Вы кому-нибудь говорили? Сара покачала головой:

– Не помню. Может, и упомянула как-нибудь в приемной. В любом случае это было сто лет назад. Новое лекарство стало действовать очень хорошо, и подобная ситуация больше не повторялась. Я вспомнила о ключе только сегодня, когда обошла дом и увидела цветочные горшки.

Купер достал два полиэтиленовых пакета из кармана, надел один на руку, а затем положил ключ в другой пакет.

– Почему вы решили обойти дом, доктор Блейкни? Миссис Лассель отказалась впустить вас через главный вход?

Сара впервые посмотрела на Джоанну.

– Возможно, она просто не слышала звонка.

– Должно быть, вы хотели обсудить что-то очень срочное, иначе откуда такая решимость попасть в дом? Не скажете ли мне, что это было? Дело касается Рут?

– Конечно, – ответила Сара быстро. – Мы обсуждали будущее образование Рут.

«Врет», – подумал детектив, поразившись той легкости, с которой Сара это делала. Вздохнув, Купер сделал мысленную пометку: пересмотреть все, что доктор Блейкни говорила ему раньше. Сначала он решил, что Сара честная, даже несколько наивная женщина; оказалось, что наивным был как раз он. «Нет никого глупее старого глупца», – горько подумал сержант.

Ведь глупый старый Томми немного влюбился.

Как верно сказано: «Месть – это такое блюдо, которое лучше есть холодным». Месть становится намного слаще после долгого ожидания, и я жалею лишь о том, что не могу прокричать о своем триумфе всему миру. И даже Джеймсу, которого надули, хоть он об этом и не догадывается.

Сегодня утром мне сообщили из банка, что он обналичил мой чек на двенадцать тысяч фунтов и, следовательно, согласился на условия страхового соглашения. Я знала, что так и будет. Когда дело касается денег, в Джеймсе просыпается по-детски невоздержанная жадность. Он спустит их в одно мгновение, потому что наличные в руках – это единственное, что ему необходимо. Как бы мне хотелось превратиться в насекомое и посмотреть, как он живет! Хотя я и так могу догадаться.

Пьет и развратничает. В жизни Джеймса ничего иного никогда не было.

Сегодня я стала на тридцать шесть с половиной тысяч богаче, чем вчера, и это приводит меня в восторг. Чек от страховой компании за вещи, украденные из сейфа, пока мы с Джоанной были в Чешире, оказался на целых двадцать три с половиной тысячи. Большая часть страховых денег выплачена за бриллиантовый гарнитур, принадлежавший моей бабушке. Одна только тиара была застрахована на пять с половиной тысяч, хотя, думаю, она стоила больше, так как я не оценивала ее со времени смерти отца. Зачем иметь столько украшений, в которых лично я и в гроб бы не легла? Нет ничего более уродливого, чем витиеватые викторианские драгоценности.

А вот часы Джеймса далеки от вульгарности. Возможно, потому, что их покупал отец Джеймса, а не он сам. Я носила их в «Сотбис» [30] на оценку и обнаружила, что они стоят вдвое больше тех двенадцати тысяч, на которые застрахованы. Таким образом, заплатив Джеймсу двенадцать тысяч фунтов, я сохраняю одиннадцать с половиной тысяч от страхового чека и выгодно покупаю у своего презренного мужа очень перспективный товар стоимостью в двадцать пять тысяч.

Как я уже сказала, месть – это блюдо, которое лучше есть холодным...

Чуть раньше в тот же день высокий, изысканно одетый мужчина вошел в офис Пола Даггана. Он назвался Джеймсом Гиллеспи и в качестве доказательства спокойно предоставил паспорт и свидетельство о браке с Матильдой Берил Гиллеспи. В полной уверенности, что он произвел эффект, близкий к эффекту разорвавшейся бомбы, посетитель опустился на свободный стул, положил ладони на рукоятку трости и уставился на Даггана из-под пышных седых бровей.

– Удивлены, а? – Даже с другого конца стола можно было уловить исходивший от мужчины сильный запах виски.

Адвокат тщательно проверил паспорт, затем положил его на блокнот перед собой.

– Это несколько неожиданно, – ответил он сухо. – Я полагал, что миссис Гиллеспи вдова. Она никогда не упоминала о муже. Или о бывшем муже.

– Естественно, – проворчал вновь прибывший. – Ее больше устраивало считаться вдовой.

– Почему вы не развелись?

– Не было нужды.

– Этот паспорт выдан в Гонконге.

– Я жил там последние сорок лет. Работал в разных банках. Вернулся, когда понял, что пора подумать о последних днях. Пекин непредсказуем. И человеку моего возраста в Китае теперь неуютно.

Он говорил короткими, обрывистыми предложениями, как будто спешил покончить с формальным обменом любезностями.

– Тогда почему вы пришли ко мне? – Дагган с любопытством рассматривал необычного посетителя: грива седых волос, кожа оливкового цвета, покрытая глубокими морщинами вокруг глаз и рта. При более близком рассмотрении сквозь ауру видимого процветания проглядывала бедность. Одежда мистера Гиллеспи когда-то была хорошего качества, но время и частое использование сыграли свою роль – костюм и пальто из верблюжьей шерсти уже лоснились.