Юлия Ефимова - Ложь без срока годности

Дверь в старое здание была новой и безумно дорогой, он понял это с первого взгляда, была у Алексея такая способность, определять примерную стоимость любых вещей на глаз. Поэтому оценив вход в адвокатскую контору, он ещё раз внутренне порадовался: люди с такими деньгами не занимаются глупыми розыгрышами проигравшихся аристократов.

– Добрый день, – секретарь, встречающая посетителей в холле, была ещё одним доказательством состоятельности конторы. Это была девушка с внешностью модели, причем всё у неё явно было натуральным, что в наш силиконовый век ценится в два раза дороже.

– Алексей Владимирович Кропоткин, – представился он, – меня ожидают.

Та посмотрела в свои записи огромными голубыми глазами и, немного смущаясь, произнесла:

– Совершенно верно, можно, ваш паспорт – я выпишу пропуск.

Алексей привык к такой реакции на свою персону, конечно, раньше она была стопроцентная и обычно более бурная, но ничего, есть ещё порох в пороховницах. Он вальяжно протянул паспорт и одним уголком губ улыбнулся девушке-модели, недостойна она полной улыбки, ведь она всего лишь обслуживающий персонал. Для аристократа Алексея почтение женщинам было обязательным он не позволял себе другого отношения к представительницам слабого пола. Для себя же он делил их на три категории: без улыбки, половина и целая улыбка; правда, целая улыбка была подарена количеству дам, которое можно сосчитать на пальцах одной руки. Алексей Владимирович Кропоткин был жаден на этот счёт, он считал, что у него сильно развито собственное достоинство, посторонние же люди говорили, что это самомнение, которое плескалось у него через край. Наверное, поэтому он остался совсем один, когда к нему пришла беда. Взяв в руки пропуск, Алексей Кропоткин, аристократ и носитель голубой крови, со страхом пошёл в направлении, которое ему указала девушка-модель. «Ну что ж, Савелий Сергеевич, – подумал Алексей, – посмотрим, спасение ты моё или погибель».

Зинка пришла вовремя, этому её тоже научил дед. «Никогда не опаздывай, точность – вежливость королей», – говорил он. «Ну как же, – сопротивлялась Зинка, – ведь говорят, девушка должна немного опаздывать». – «Не говори глупости, – злился дед, – если это не психологический ход и он не задуман заранее, то это всего лишь опоздание, а это говорит лишь о невоспитанности и неуважении к людям, которые тебя ждут».

В адвокатской конторе как-то чересчур радостно её встретил молодой человек лет тридцати. Он оказался обладателем того самого волшебного голоса, видимо, это он вчера звонил, договариваясь о встрече. Проводив Зинку в кабинет, сладкоголосый попросил подождать немного и ушёл. Там за красивым дубовым столом уже сидела яркая девушка и разглядывала забинтованный средний палец. Она была очень вульгарно накрашена и не менее вульгарно одета. Словно привет из девяностых – алая помада, чёрными тенями подведённые глаза, много туши на ресницах, которая, видимо, из-за плохого качества уже частично осыпалась под глаза, делая свою хозяйку похожей на панду. Голубая блузка с рисунком из блёсток на груди, видимо, гордость хозяйки, была заправлена в короткую кожаную юбку. Особой любовью девушки являлись серьги в виде розового пёрышка, она постоянно поправляла их, словно проверяя, не потерялась ли такая красота.

Не обратив никакого внимания на Зинку, яркая девушка озираясь смотрела по сторонам и постоянно всё трогала – ручки на столе, подлокотники кресел и даже маленькие конфеты в вазе, периодически выкладывая их на стол. Перетрогав всё и заскучав, она взяла ручку и нарисовала на забинтованном пальце ноготь, но, видимо, не удовлетворившись результатом, подумала и раскрасила его в фиолетовый цвет. Зинка наблюдала за её манипуляциями и пыталась сквозь тонны косметики на лице понять, сколько ей лет. Но, видимо, девица не привыкла долго молчать, потому что после десяти минут тишины и гордого презрения по отношению к Зинке она всё-таки решилась и, наклонившись над столом, шёпотом, словно боясь, что её услышат, спросила:

– А ты тоже, на это самое, на завещание?

Получилось немного зловеще, и Зинка испуганно махнула головой.

– И тоже не знаешь, кто это? – озираясь спросила размалёванная и, не дожидаясь Зинкиного ответа, продолжила: – Жесть, ну ты даёшь, вроде одета прилично, значит, бабки есть, или приезжая, тогда понятно. Вот я бы никогда не повелась на это, но так хочется от предков съехать, сил нет. Хотя мне грех жаловаться, мне повезло, я-то москвичка, – гордо закончила девица.

У Зинки в этот момент появилось ещё больше вопросов, которые не находили ответов. Но, оценив интеллект и воспитанность девицы, она сделала заключение, что спрашивать бесполезно, и всё-таки решила подождать того, с волшебным голосом. Собеседница хотела сказать что-то ещё, но ей не дали. Дверь распахнулась, и на пороге появился ещё один персонаж. Мужчина лет сорока с остатками былой красоты на лице и огромным самомнением в глазах, оставшимся с тех времен, когда он мог похвастаться молодостью.

– Добрый день, – слегка наклонив голову, поздоровался бывший Казанова, держа в одной руке шляпу, а в другой трость.

Зинка молча кивнула в ответ, её собеседница же замерла с открытым ртом не в силах шевельнуться. Она заворожённо смотрела на вошедшего, как апостолы смотрели когда-то на Иисуса, идущего по воде, не меньше. Зинке стало жаль её, вошедший франт уже бросил презрительно-уничижительный взгляд в её сторону, поэтому, вспомнив про женскую солидарность, Зинка наклонилась и ударила девицу по руке в надежде, что та отомрёт и всё же закроет рот. Но Зинка, просто производитель неловких ситуаций, нечаянно ударила «яркую» по забинтованному и, видимо, очень больному пальцу, чем породила фонтан эмоций. Девушка вскочила и, тряся рукой, начала громко материться.

– Сволочь, за что, почему, боже, как больно, – и это только те слова, которые можно произнести, остальная же лексика была чисто русским отборным матом.

У мужчины с тростью и шляпой в руке, видимо, свернулись уши в трубочку, ну а как ещё можно оправдать то, что он надел шляпу снова на голову и прижался к двери. Только желанием спрятать свернувшиеся уши, ведь Зинка могла поспорить, что этот франт знает с детства, что в помещении необходимо снимать головной убор. Сама же виновница кинулась извиняться к ругающейся девушке, но не тут-то было. Видимо, от сильной боли девица скакала по комнате, переворачивая стулья и круша книжные полки. Зинке ничего не оставалось, как следовать за ней и поднимать всё, что та перевернула. Именно на этой странной картине происходящего в кабинет зашёл сладкоголосый в компании двух мужчин.