Екатерина Островская - Покопайтесь в моей памяти

– Ты упомянула адвоката Фарбера. У тебя есть информация на него? А то я слышал разное.

– То, что он педофил?

– Типа того, но информация получена от человека… От женщины, которая явно не в себе. Свечку она не держала, а выводы делает. Я связывался по тому вопросу с людьми, которые занимаются подобными делами. Они сказали, чтобы привлечь известного адвоката со связями и деньгами, надо иметь стопроцентные доказательства, а у них на него ничего. Он не в разработке, на него не поступало жалоб, и никаких показаний по этому вопросу нет. Та ненормальная еще одну фамилию упоминала – одного госслужащего. Но у того вообще прекрасные характеристики. Если бы кто-то обвинил их обоих, предъявив соответствующие видеозаписи или записи телефонных переговоров… Нет, лучше четкое видео… Тогда можно будет что-то предпринять.

– Но, получив информацию о том, что в данный момент по такому-то адресу происходит конкретное преступление, твои знакомые специалисты должны среагировать немедленно.

– Да любой полицейский обязан. Если кто-то сообщит, что слышит крики, призывы о помощи, то ближайшая дежурная машина рванет туда. А в таком деле – ты сама понимаешь… У тебя все?

– Нет, но сейчас просто занята очень. В другой раз свяжемся, когда мне будет что тебе конкретно продемонстрировать.

Закончив разговор, Вера поняла, что звонок ей ничего не дал. Во-первых, Егоров никогда не поделится с ней информацией. Во-вторых, скорее всего, никакой стоящей информации у него нет.

Она по внутренней связи связалась с Окуневым.

– Чем занимаетесь?

– Да мы тут с Петей картинки смотрим. Накопали на невесту Филиппа Первеева. Теперь смотрим то, что она в свое время выкладывала на своей страничке.

– Бери дружка своего, и оба ко мне.

Когда они появились, то Вера едва смогла сдержать улыбку.

– Понимаю, – не обиделся Окунев, – все так нас воспринимают. Пат и Паташон. Один высокий, второй коротышка.

– Ты – не коротышка, – успокоил его Елагин, – у тебя рост сто семьдесят. Сталин был и того меньше, однако никто над ним не насмехался.

– За чем дело стало? – улыбнулся Окунев.

– У меня к тебе вопрос, Егорыч, – приступила к делу Бережная, – я слышала, что через компьютер можно наблюдать за пользователем, поэтому умные люди заклеивают глазок камеры скотчем. Так же можно наблюдать за человеком через смарт-телевизор.

– В принципе возможно, – согласился Окунев.

– Если мы не можем установить аппаратуру в доме и даже если это сделаем без санкции, то любая наша видеозапись не будет принята к сведению.

– Сами попадем под санкции, – согласился Елагин, – за незаконное вмешательство в частную жизнь.

– А если попробуем через смарт ТВ? Такое возможно?

– Нет, – покачал головой Егорыч, – невозможно это. Я же не знаю тип аппарата, его серийный номер.

– А если по адресу? В смысле, не по почтовому адресу, а по электронному, если вычислить почту, компьютер, если с этого компьютера выходили на…

– Я понял, – согласился Окунев, – если хоть раз абонент подключал свой компьютер к домашнему телевизору, то можно попытаться. Хотя гарантии никакой, что получится.

– У тебя-то не выйдет? – не поверила Бережная.

– Хорошо, я попытаюсь скачать специальные программы, которых в открытом доступе нет. Но если спецслужбы какой-нибудь страны используют их, то надежда остается. В любом случае мне понадобится не только электронный адрес клиента, но и почтовый, чтобы определить провайдера и узнать все соединения пользователя.

– Хорошо, давай попробуем… – Бережная протянула Окуневу листок с распечаткой адресов. – Вот номера квартир в доме по Тучкову переулку, дерзай, Егорыч.

Эта идея ей пришла в голову сразу после разговора со следователем Егоровым. Видеозапись суд может и не принять, но если дело касается половой неприкосновенности несовершеннолетних, то судья обязан это сделать.

Вообще, если можно через телевизор следить за кем-либо, то для частного детектива это золотое дно… Золотое, но все-таки дно.

Елизавета Петровна лежала в постели и наслаждалась если не спокойствием, то хотя бы тем, что спала эту ночь спокойно, без пробуждений и тревог. Тревоги, разумеется, никуда не делись, но они теперь не раздирали душу своими когтями. Но теперь появилась надежда, что скоро все изменится. А все и так уже меняется.

Даже Охотников через день после того, как сказал, что работать с ней не собирается, подошел и попросил прощения. Сказал, что просто нервы сдали. Он принес ей извинения, и она их приняла.

Теперь она не будет сидеть в стеклянной будке для консьержей – теперь она будет искусствоведом, сосредоточится на работе в аукционном доме «Гардарика». А то открывать дверь, спрашивать, кто пришел и к кому, следить по монитору, что происходит во внутреннем дворе, – утомляет. Работа пусть не тяжелая, но унизительная для человека с высшим искусствоведческим образованием. В «Гардарике» она готова работать хоть каждый день. Там все иное, хотя ее рабочее место тоже располагается за стеклянной стеной. Это не главное. Главное, хороший начальник – человек, с которым она училась когда-то и который никогда не предаст.

Вспомнив о единственной теперь работе, Елизавета Петровна посмотрела на часы: нужно спешить, надо еще успеть приготовить завтрак и поговорить с дочкой, обсудить все дальнейшие действия. Хотя что тут обсуждать? За них Бережная уже приняла решение, и Аня даже подписала договор с адвокатом.

Аня уже находилась на кухне и выглядела вполне спокойной.

– Я подумала, что сегодня мне надо самой сходить к Филиппу, поговорить с ним, сказать, что предстоит новый суд, что я уже обратилась к адвокату, а потому лучше было бы, чтобы он сам мне вернул ребенка без судов и огласки.

– Но ведь Бережная сказала, что адвокаты сами договорятся между собой.

– И когда это будет? А вдруг у меня и без них получится? Филипп ведь собирается жениться, зачем ему наш Федечка?

Зазвонил телефон. Сухомлинову вызывал Охотников. Интересно зачем, ведь до начала рабочего дня больше часа?

– Лизок, ты извини. Тут такое дело. Только что мне сообщили, что Аркадий Лазаревич вышел на работу. Я с ним связался, и он мне доказывает, что уже понедельник, десять утра, и сегодня его смена.

– Понимаю, тяжелый случай.

– Понятно, что надо в отношении его принимать непопулярное решение. Маразм крепчал, как говорится, но сегодня пусть он поработает, а ты отдохни, я компенсирую в любом случае.

Сидеть дома смысла не было – за это деньги не платят. Она позвонила на пост консьержей и поинтересовалась, кто сегодня дежурит. Ответила ей Зинаида.

– Да и мы сами теперь запутались – такая чехарда началась. Нина Николаевна говорит, что переутомилась, Татьяна Павловна сегодня не может, а я двое суток подряд горбатиться не хочу. Может, ты по старой памяти? Ты же еще числишься на работе.