Артур Моррисон - Сыщик Мартин Хьюитт

— Справедливо! — сказал он.

— Тихая тропка, — заметил Хьюитт. — Домов поблизости не видно. Куда ведет эта дорога?

— В той стороне Олд-Килнс — место уже давно заброшено. А вон в той — поворот с Пэтфилда на дорогу Каттон.

Хьюитт вновь вернулся на гаревую дорожку и еще раз осмотрел следы. Затем он отправился по следам в траве в сторону дома.

— Точно, — сказал детектив, — домой он не возвращался. Вот здесь двойная линия следов, идущих вплотную друг к другу из дома: следы от обычных бутс Стеглса с железными шипами и беговых бутс Крокетта — вот отсюда они начинаются. А вот следы Стэглса, идущие обратно к дому, — он точно один возвращался за свитером. Крокетт оставался на месте — можете видеть, какая рыхлая гарь в тех местах, где он топтался в ожидании, а затем еще три отчетливых следа в сторону забора (но не в сторону калитки), и вот здесь они обрываются, больше нигде ничего нет — ни сзади, ни спереди. Итак, если бы у мальчика были крылья, я бы склонился к мнению, что он взмыл в воздух прямо вот с этого места, — если, конечно, земля не поглотила его, не оставив после этого ни единой трещинки.

Кетиш хмуро пялился на следы и молчал.

— Однако, — закончил мысль Хьюитт, — я лучше еще немного прогуляюсь и хорошенько все обдумаю. Вы идите в дом и покажитесь в баре. Если кому-нибудь захочется узнать, как Крокетт, то с ним все хорошо, спасибо. Кстати, а по той задней дороге я могу попасть в «Коп» — это заведение Тейлора?

— Да, надо спуститься до конца в ту сторону, что ведет к дороге Каттон, затем налево и первый поворот направо. Спросите любого прохожего, вам покажут, — с этими словами Кентиш закрыл за детективом калитку, а тот пошел прямо в сторону Олд-Килнс.

Через полчаса детектив снова вернулся. Ночь уже спускалась на землю, и хозяин бара рылся в коробке с бумагами у окна своей комнаты, из которого ещё падал последний свет.

— Я собрал все эти бумаги для вас, — сказал он, как только Хьюитт вошел. — Есть новости?

— Ничего особенного. У меня тут есть часть рукописи, и я бы хотел, чтобы вы попробовали ее разобрать. Только нужен свет.

Кентиш зажег лампу, и Хьюитт разложил перед собой полдюжины маленьких кусочков рваной бумаги — очевидно, фрагменты письма (восстановленные здесь факсимиле):

Хозяин переворачивал обрывки и с сомнением их разглядывал.

— Тут в любом случае особо нечего распознавать. Мне не знаком почерк. Где вы их нашли?

— Они лежали на той самой тропе, я буквально через несколько шагов их обнаружил. Очевидно, это обрывки записки, адресованной кому-то по имени Сэмми или что-то очень похожее. Видите первый фрагмент, там написано «мми»? Ясно, что это самое начало записки, потому что выше нет строк, а сверху над словом пустое пространство — прямой край листа. После слова в этой строчке так же ничего не написано. Кто-то пишет Крокетту — полагаю, что эта записка была адресована именно вашему бегуну, на что у меня есть несколько причин, — обращаясь к нему как Сэмми. Очень жаль, что больше никаких частей письма мне найти не удалось. Думается мне, что человек, разорвавший эту записку, положил ее к себе в карман, случайно выронив эти кусочки.

Кентиш, внимательно изучивший каждый фрагмент письма, вдруг печально сказал:

— О, очевидно, он нас предал, — удрал от нас и предал. И меня — человека, который вытащил его из трясины. Смотрите — «бросить их», все очевидно. Это не может означать ничего другого. Значит бросить меня , моих друзей и меня! После всего, что я для него сделал! А затем это «прямо сейчас» — уходи прямо сейчас, видимо, что он и сделал. И еще вот это, о, вы только посмотрите, вот этот кусочек с «тропа» отлично подходит к фрагменту, где упоминается, что нужно кого-то бросить, а дальше — «плохо н» и потом порвано. Это значит «плохо негодяю» — то есть мне . Очень мило. Ох я б его придушил, попадись он мне на глаза. И я определенно это сделаю!

Хьюитт улыбнулся.

— Может быть это все-таки не так уж нелестно, — сказал он. — Если не можете разобрать почерк, то не берите в голову. Но если уж он действительно убежал продавать вас, то нам не очень-то нужно его искать, не так ли? Он не победит, если не хочет этого.

— Но он не посмеет… прямо у меня под носом… Да я… да я..

— Ну-ну-ну. Может нам еще удастся заставить его бежать, и на пределе возможностей. Ясно одно — он ушел по собственной воле. Более того, я думаю, что он сейчас в Пэтфилде. Скорее всего, пошел в сторону города. И я не думаю, что он собирается вас продавать.

— Ну, он не должен. Благодаря мне его существование обрело смысл. Я выложил полтинник прямо из своего кармана за него, и он об этом прекрасно знает. И победа в этих соревнованиях принесла бы ему намного больше, чем мошенничество, что уж говорить о призовых деньгах и всем, чем я мог бы его обеспечить. Но мне все равно кажется, что он уже кладет меня в тележку.

— Это мы скоро узнаем. И еще, ни слова никому о том, что я вам рассказал — даже Стеглсу. Помочь он нам с этим никак не сможет, а вот проболтаться ненароком — запросто. И никому не рассказывайте об этих клочках бумаги, я оставлю их у себя. Кстати, а Стеглс же сейчас здесь? Прекрасно, задержите его тут. Пусть никто не видит его сегодня вечером на улице. Я останусь здесь на ночь, а утром мы продолжим с Крокеттом. А теперь, пожалуйста, к моему делу.

Следующим утром Хьюитт за завтраком внимательно прислушивался ко всем разговорам в баре. Немного позже девяти у ворот заведения остановилась повозка, выпуская краснолицего и громкоголосого человека, который шумно и сердечно принялся здороваться с Кентишем. Они с хозяином пропустили по стаканчику, а затем гость сказал:

— Ну, как оно у тебя? Одного из них на гандикап в забеге? И твой мальчишка тут, да?

— О да, — ответил Кентиш. — Крокетт. Правда, малыш еще не совсем дошел до кондиции. Я думаю, что в этот раз первое место займет мальчик старого Тейлора.

— Хороший мальчишка, — ответил гость, уверенно кивнув. — Ничего удивительного. Сам-то не хочешь ничего с этим сделать?

— Нет, не думаю. Пока я не в деле. Разве что рассеять немного волнения в поле ради веселья. Ничего больше.

Приятели обменялись еще парой общих фраз, и краснолицый гость уехал.

— Что это было? — спросил Хьюитт, внимательно наблюдавший за себедой.

— Это Денби — букмекер. Хороший парень. Зуб даю, ему кто-то сказал, что Сэмми пропал, и он приехал посыпать мне соль на раны. Не очень-то вышло. На самом деле я пропихивал имя Сэмми Крокетта в его книги половину всего времени, что я в этом участвую, — через третьих лиц, естественно.