Артур Моррисон - Сыщик Мартин Хьюитт

— Тогда это определенно выведет нас на камею?

— Может быть . Но так же возможно, что к вечеру вам не захочется ее возвращать.

Лорд Стенуэй посмотрел на детектива с изумлением.

— Не захочется возвращать! — воскликнул он. — О нет, конечно я захочу ее вернуть. Совершенно вас не понимаю… вы говорите загадками. Кто же тот вор, о котором вы говорите?

— Думаю, лорд Стенуэй, — сказал Хьюитт, — что во избежание ошибок, мне лучше никому ничего не рассказывать до тех пор, пока я не завершу всех своих планов. Это весьма необычный случай, и совершенно иного рода, чем можно поначалу подумать, так что мне нужно все очень хорошо проработать, чтобы не допустить роковую ошибку. Однако я не очень боюсь ошибиться и надеюсь, что через несколько часов я буду ждать вас с новостями на площади Пикадилли. Мне нужно только поговорить с полицейскими.

— Конечно, приходите когда вам будет угодно. Но почему полицейские? Они же уже уверенно заявили, что не видели ничего подозрительного ни в доме, ни рядом с ним.

— А я и не стану спрашивать у них ничего о доме, — ответил Хьюитт. — Мы просто побеседуем — о погоде.

И, кивнув на прощанье с улыбкой, детектив удалился, оставляя позади сбитого с толку лорда Стенуэя. А маркиз стоял и смотрел вслед, смутно в душе ощущая, что этот особенный детектив делает из него дурака.

Через пару часов Хьюитт уже снова был в магазине у мистера Клариджа.

— Мистер Кларидж, — сказал он, — мне нужно задать вам несколько вопросов лично. Можем ли мы пройти в ваш кабинет?

И мужчины тут же отправились туда, придвинули кресло к окну, и Хьюитт сел спиной к свету. Дилер закрыл дверь и сел напротив, ослеплённый солнцем.

— Мистер Кларидж, — медленно произнёс Хьюитт, — когда вы впервые обнаружили, что камея лорда Стенуэя — подделка?

Кларидж буквально подпрыгнул на месте. Лицо его побелело, как простыня, и, запинаясь, он выдавил из себя слова:

— Что… что… что вы имеете в виду? Подделка? Хотите сказать, что я торгую подделками? Подделка? Это была не подделка!

— Тогда, — продолжил Хьюитт тем же уверенным голосом, смотря допрашиваемому прямо в глаза, — если бы это была не подделка, зачем стали бы вы ее уничтожать и ломать свои люк и стол, чтобы сымитировать ограбление ?

Пот градом катился по лицу мистера Клариджа, мужчина начал задыхаться. Но он изо всех сил старался держать себя в руках и, наконец, хрипло произнёс:

— Уничтожать? Что… да как… да я не… Ничего я не уничтожал!

— Ну выбросили в реку, — все это нюансы.

— Нет, нет! Это ложь! Кто вам такое сказал? Убирайтесь! Вы меня оскорбляете! Кларидж уже почти кричал.

— Ну, ну, мистер Кларидж, — мягко сказал Хьюитт, — не нервничайте вы так и не пытайтесь меня обмануть, у вас все равно ничего не выйдет. Мне известен каждый ваш шаг после ухода отсюда вчерашним вечером — каждый.

Кларидж отчаянно жестикулировал. Пару раз он было хотел что-то возразить, но не осмеливался, и в конце концов сдался.

— Не разоблачайте меня, мистер Хьюитт! — взмолился он. — Прошу, не разоблачайте! Я не причинил вреда никому, кроме самого себя. Я вернул лорду Стенуэю все до последнего пенни. Я честно не знал, что это подделка, пока не начал ее чистить. Я старый человек, мистер Хьюитт, и до последних событий моя репутация была безупречна. Прошу, не выдавайте меня.

Хьюитт смягчился.

— Не волнуйтесь почем зря, — сказал он. — Вижу, у вас на полке графин, — давайте я вам налью немного бренди с водой. Ну же, в этом нет ничего криминального. Человек вполне имеет право выламывать свои собственные замки, когда ему угодно. Конечно, в этом деле я выступаю на стороне лорда Стенуэя и должен сообщить ему все, как есть. Но лорд Стенуэй — настоящий джентльмен и, смею предполагать, не станет предпринимать никаких опрометчивых решений, если вы будете с ним откровенны. Давайте с вами обговорим это дело. Расскажите мне все.

— Эта свинья Хан обманул меня с самого начала, — сказал Кларидж. — Я никогда до этого не ошибался в камеях и даже не думал, что бывают настолько искусные подделки. Я очень внимательно ее изучил и был полностью удовлетворён каждой деталью, а после меня ее оценивали ещё многие эксперты, но и они попались на эту удочку. Я был уверен, что купил одну из лучших, если не самую лучшую из всех существующих ныне камей. И это убеждение теплилось в моей груди до самого позавчерашнего вечера, когда лорд Стенуэй отдал мне ее на чистку. В процессе работы я увидел, что это не более, чем очень продуманная фальшивка. Она была вырезана из обычного трехслойного стекла. Но это стекло было обработано невиданным образом: поверхность так тщательно замаскирована, что без чистки невозможно было различить настоящий материал. В последней четверти прошлого века уже создавались чудесные стеклянные имитации камей и продавались по очень неплохим ценам, но эта — это высшее мастерство, до которого всем предыдущим очень далеко.

Меня охватили удивление и ужас. Я отложил эту вещь и пошёл домой. Всю ночь я не мог заснуть, все метался в размышлениях о том, как поступить. Позволить камее попасть к кому-то в руки было невозможно. Рано или поздно подделку бы обнаружили, и моя репутация, — к слову, самая высокая среди всех других в этом бизнесе, создаваемая на протяжении вот уже практически пятидесяти лет честного труда и справедливых оценок, — этой безупречной репутации пришёл бы конец. Но даже если отбросить это в сторону, то тот факт, что я взял у лорда Стенуэя пять тысяч фунтов за кусок стекла, окончательно бы меня уничтожил. Так что вернуть деньги было уже вопросом чести. Но как? Новость о камее Стенуэя уже разлетелась по всему свету, и признание в том, что все это оживление было создано на пустом месте, вдребезги разбило бы все мое дело, всю уверенность — прошлую, настоящую и будущую — во мне как в профессионале. Оба этих пути сулили мне крах. Даже если бы я во всем признался лорду Стенуэю лично, вернул ему деньги и уничтожил камею, что тогда? Неожиданное исчезновение такой ценности не смогло бы остаться незамеченным. Она предназначалась в подарок Британскому музею, и если бы камея так и не появилась в его коллекции, и никаких новостей по этому поводу не оглашалось, то люди моментально бы обо всем догадались. Признание в том, что меня обманули, ничем бы не помогло. Моя работа заключается в том, чтобы вычислять обман. И дать людям знать, что мой самый дорогой лот — подделка, значит признать, что я жулик, или — и того хуже — просто дурак. Моя гордость, моя репутация знатока антиквариата, — все то, что так близко моему сердцу, — будет самым унизительным образом втоптано в грязь. И что я мог сделать? Все уловки и ухищрения были бессмысленны, кроме… кроме одной. Признаюсь, я не был честен, но! Мистер Хьюитт, умерьте свой гнев, и помните, что я никому не причинил вреда. Не важно, кто может попасть под подозрение, потому что нет ни одного свидетельства, которое сможет хоть как-то их опорочить. Весь следующий день — то есть, вчера, — я взволнованно и осторожно вынашивал в своей голове план, — обман (боюсь, именно так вы его назовете), который вы каким-то непостижимым образом раскрыли. Это казалось единственным выходом — действительно, а что еще мне оставалось делать? Все остальное вы и сами знаете. Сейчас мне остается только уповать на вашу благосклонность и умение ладить с людьми, которое поможет вам убедить лорда Стенуэя не подвергать меня позорному разоблачению. Я сделаю все, что угодно, — заплачу сколько угодно… только не разоблачение! В моем возрасте… в моем положении…