Николай Слободской - Пророчица

Дом наш, помимо своего необычного отдельного расположения, и сам по себе был своеобразный. Во-первых, в нем была всего одна — наша — квартира. Когда-то дом построил некий купец для своего семейства (до войны окрестные жители еще помнили имя этого купца), но в результате войн и революций, уплотнений и переселений единственное жилое помещение стало коммунальной квартирой с разнообразной проживающей в ней публикой. Во-вторых, хотя квартира была на первом (и даже можно сказать — единственном) этаже, так что, подойдя к дому, можно было постучать в любое из окон, а при желании и заглянуть в него, но у дома имелся и еще один этаж — под нашей квартирой. Хитрость была в том, что дом был построен (и видимо, намеренно) на косогоре — так что с обращенного к улице фасада он выглядел как обычный одноэтажный, но если взглянуть на него с противоположной стороны — с той, где когда-то был двор, — то окажется, что этажей всё же два, и нижний — назовем его полуподвальным — имеет собственный расположенный в центре вход и ряд окон, причем немного заглубленные в землю окна имеют нормальные размеры, хотя и поменьше окон второго этажа. Здесь вполне можно было бы жить, но второй квартиры в доме не было, потому что еще задолго до войны горкоммунхоз, которому к тому времени принадлежал весь дом, поселил в этом полуподвальном помещении свои подсобные службы. Там они хранили часть своих архивов, сидела какая-то расчетная группа, и выглядело всё это как небольшая контора. Каждое утро туда являлись три тетеньки средних лет и довольно ветхий с виду старикашка, продолжавший несмотря на возраст служить родному городу. А летом можно было через открытые окна слышать позвякивание арифмометра «Феликс» (сейчас и не найдешь нигде эту занятную машинку).

Наша квартира никак формально не была связана с нижними соседями, но это сожительство оказалось очень выгодным. Если бы не оно, дом вообще мог бы не уцелеть или на него бы просто махнули рукой — всё равно скоро пойдет на снос. А так, заботясь о своих коммунхозовцах, в наш дом при строительстве рядом двух новых зданий провели горячую воду. В доме был сделан капитальный ремонт: убрали старые печки-голландки, поставили везде батареи центрального отопления, из ванны выкинули стоявшую там дровяную колонку, всё побелили, покрасили. Благодаря этому квартира стала ничуть не хуже тех, что получали тогда самые заслуженные граждане в новых предназначенных для начальства домах. Квартира благоустроенная, большая, с высоченными потолками — таких я больше нигде не встречал, — чистенькая, двери и окна дореволюционного качества, массивные, из отличного дерева, не рассохшиеся, не покоробившиеся, открываются-закрываются мягко, бесшумно, нигде ни щели, полы из широких толстенных плах, пригнанных на совесть, и хотя пролежали они здесь больше полувека, ни одна половица не «ходила», не шаталась, не поскрипывала. Стены чуть ли не в метр толщиной, добротно сделанные перегородки — закроешь дверь и окно в комнате и сразу полная тишина: ни один звук ни с улицы, ни из коридора не слышен. И вся эта дореволюционная основательность и добротность сочеталась с современными удобствами: электричество, горячая и холодная вода, центральное отопление (кстати, благодаря коммунхозовским соседям зимой топили так, что я никогда форточку не закрывал). При этом квартира в тихом спокойном месте и почти что в центре: квартал до автобусно-троллейбусной остановки, да и пешком до центральной городской площади минут пятнадцать ходьбы. Рядом — в новых домах — гастроном, хлебный, аптека, почта, промтовары. Всё под боком.

Короче говоря, квартира — можно только позавидовать. Но, конечно, коммунальная — с этим не поспоришь.

Описав сцену, на которой будет разыгрываться действие, пора переходить к главным действующим лицам. Не исключаю, что иной читатель начнет к этому времени позевывать: где же обещанная жуть? Это не детектив, а какой-то историко-краеведческий очерк . Сам понимаю, но и уклониться от таких развернутых описаний не могу: читатель должен достаточно ориентироваться в обстановке, чтобы по ходу действия быть способным к самостоятельным суждениям и выводам. По законам детективного жанра читающему должна быть предоставлена возможность самому разгадать все загадки и, логически реконструировав остающиеся за кулисами элементы, самостоятельно придти к правильному выводу раньше, чем автор преподнесет ему — на блюдечке с голубой каемочкой — готовое решение. И поэтому непозволительно утаивать от читателя какие-то важные детали, замазывать их невнятным, нарочито размытым описанием. Фокус должен разыгрываться при ярком свете, на глазах у зорко наблюдающих за руками фокусника зрителей: «Видите, колода карт — вот я их вам показываю — обычная колода, верно? Теперь мне нужен помощник — хорошо, пусть вы — вытаскивайте из колоды любую карту — посмотрите ее, но мне не показывайте — запомнили? Теперь засуньте ее опять в середину колоды — вот так — перетасуйте. Хорошо. Давайте колоду мне — а сейчас бросим колоду на стол — смотрите внимательно — оп-ля! Все карты лежат рубашкой вверх, а одна перевернулась. Десятка пик — та, что вы загадали, — верно?»

Конечно, правило, требующее от автора снабжать читателей всей информацией, которая может понадобиться для решения загадки, ставит пишущего в опасное положение и может привести его к конфузу: поднаторевший в чтении детективов читатель быстро расщелкает все поставленные автором задачки и задолго до конца книги вычислит преступника, после чего заявит, что детектив этот — дрянь, а загадка рассчитана на слабоумных. Потому данное правило часто игнорируется сочинителями детективов или его жесткие требования как-то смазываются и обходятся. Но я не намерен идти таким путем. Если я взялся писать детектив, то лишь потому, что мне нравится этот жанр, предполагающий помимо всего прочего и соревнование с читателем в умении загадывать и разрешать нетривиальные загадки. Я делаю это не для того, чтобы заработать или прославиться. Для меня такие поползновения были бы просто нереалистичны, да и ни к чему мне всё это.

Я смотрю на сочинение детектива, как на интересную игру. Мне попала в руки загадка (на мой взгляд, интересная), когда-то я сам ломал над ней голову, а теперь хочу предложить ее читателям. Мой — авторский — интерес требует так изложить обстоятельства дела, чтобы, сообщив читателям все необходимые факты, не натолкнуть их на решение загадки, не выдать невольно правильный путь к раскрытию тайн раньше назначенного времени. Задача, которую я себе ставлю, — построить свое повествование так, чтобы читатель не смог самостоятельно разгадать загадку и получил ее решение из рук автора. Удастся мне это — я выиграл, сумел достичь поставленной себе цели, не удастся — ну, что ж — на то и игра. Исходя из так поставленных условий, мне как автору нет ни малейшего смысла жульничать в этой игре и утаивать от читателя некие более или менее важные элементы своей истории, знание которых позволяет сделать правильные выводы и найти разгадку. Как только я вступлю на этот путь, игра для меня закончится, и колочение по клавишам превратится в рутинный, не представляющий никакого интереса трудовой процесс, за который мне, вероятно, никто не заплатит и который не принесет мне ни капли удовольствия.