Агата Кристи - Зеркальная игра (сборник)

— Да, и раз вы уже об этом заговорили, то я должен сказать, ч то я изменил свое отношение к этой поговорке. В будущем я буду поступать так же, как и вы.

— Но это ведь не спортивно?

— Мне это теперь безразлично.

— В таком случае моя брошь слишком ценна, чтобы доверить ее поч те. Как вы считаете?

Это ваша брошь, значит, вам и решать,— сказал я, пытаясь вложить в свой голос металл.

— И все же мне кажется, что лучше не посылать брошь по почте.

— Тогда я привезу ее вам.

— О, нет. Этого мне не хотелось бы. Где вы живете, Дэвид?

— Виа Карнина, дом 23, сразу же за театром «Ла Скала», нижний этаж.

— Я приеду за брошью завтра около семи часов, Дэвид.

— Только у меня слишком просто,— сказал я.— Но, как хотите.

— Итак, до завтра,— сказала ,она.— Спокойной ночи, Дэвид.

— Спокойной ночи.

На следующий день утром я водил по собору одну пожилую американскую пару. Они оказались очень милыми людьми и щедро отблагодарили меня за труды.

Едва отъехал их автомобиль, как. ко мне подошел Торчи.

— Очень рад, что ваши дела процветают, синьор Дэвид,— сказал он с дружеской улыбкой.— Как будто два последних дня были очень удачными для вас.

— Согласен,— сказал я, возвращая ему пятьсот лир.— Благодарю за заем. Эти деньги принесли мне счастье.

— Вы что-нибудь решили в отношении броши? Я могу отдать вам за нее деньги через час.

— Я не продам ее. Она ведь мне не принадлежит, и я собираюсь вернуть ее.

Торчи пожал плечами.

— Я люблю вас, как брата, синьор Дэвид,— сказал он,—- и надеюсь, вы простите меня, если я выскажу свое убеждение: очень немногие женщины в мире стоят двести тысяч лир.

— Мне очень не нравится, когда в одной фразе говорят и о женщине, и о деньгах.

— Прошу прощения, но я видел все, что произошло в соборе между вами и той дамой. Это, конечно, все естественно и понятно. Такая красивая женщина определенно предназначена для любви. Но, если вы продадите брошь мне, то сможете эти деньги употребить с пользой для себя. Если же вы вернете брошь ей, то получите только благодарность, а может быть, и нечто большее. Но по сравнению с тем, что она может вам предложить, потеря денег — это плохая сделка. Подумайте как следует, синьор Дэвид.

— Убирайся, искуситель,— со смехом сказал я. — Я не продам брошь.

— Подождите, не торопитесь с решением,— вдруг с каким-то страхом крикнул Торчи.— Я делаю вам другое предложение: дам вам двести пятьдесят тысяч лир и Симону в придачу. Это хорошая сделка. Симона — очень искусная девушка и в домашнем хозяйстве, и в любви.

— Это действительно прекрасное предложение, но брошь я не продам. Если бы она была моей собственностью, то я ни минуты бы не раздумывал. Но брошь мне не принадлежит. И тут ничего не поделаешь. И давай поставим на атом точку.

Торчи печально смотрел на меня.

— Боюсь, что синьора произвела на вас слишком большое впечатление. Это очень плохо. Мужчине нельзя Слепо влюбляться в женщину.

— Хватит, Торчи.

— Я все же думаю, что вы еще раскаетесь в своем решении,— сказал он.— Человек, предпочитающий женщину деньгам, накликает на себя беду. Я буду молиться за вас.

— Пошел к черту! — крикнул я, потеряв терпение.

Я особенно разозлился на Торчи, потому что он говорил именно та, что я все время повторял себе после телефонного разговора с Лаурой.

— Я попрошу и Симону молиться за вас, -— с достоинством сказал Торчи.

Потом он отошел от меня, благочестиво склонив голову.

Горшок с темно-красными бегониями украсил стол возле окна. Репродукция с картины Боттичелли была запрятана под кровать. У Филиппо я позаимствовал скатерть, чтобы застелить стол, у Умберто — шелковое голубое покрывало на кровать, а у Джузеппе — красивый персидский ковер. Моя комната преобразилась. Я купил две бутылки бордо и попросил Пьерро сделать мне десяток бутербродов. Он заботливо снабдил меня двумя бокалами и тарелками, и я в последний момент согласился с гем, что он пришлет мне еще бутылку коньяку,

Мой костюм был, вычищен и тщательно отутюжен. Я заложил часы, чтобы купить себе пару приличных ботинок. Теперь мне уже ничего не оставалось, как только ждать,

Я закурил сигарету и стал в шестой раз поправлять посуду , на столе. Во рту у меня все, пересохло, сердце сильно билось, и я даже немного задыхался.

Я заставил себя сесть в кресло, но курил так невнимательно, что обжег язык и сердито бросил сигарету в пепельницу, В этот момент в.входную дверь постучали.

Секунду я стоял неподвижно со сжатыми кулаками, прерывисто дыша, потом направился к входной двери.

На улице стояла Лаура Фанчини и смотрела на меня. На ней было простое платье из голубого полотна и большая соломенная шляпа. Глаза были скрыты за черными очками.

— Привет, Дэвид,— сказала она.— Я точна, не правда ли?

— О, да,— хрипло выдавил я.— Прошу вас, входите.— Я отступил от двери и пропустил ее.

— Вот сюда,— сказал я, распахивая дверь своей комнаты.

Она вошла и огляделась, потом сняла темные очки и улыбнулась мне:

— А у вас здесь очень даже мило.

— У меня просто щедрые друзья.— Я закрыл дверь. — Вам было сложно найти меня?

— Не очень. Было время, когда я чуть ли не каждую неделю ходила в «Ла Скала»,

Лаура сняла шляпу и положила ее вместе с сумочкой на комод, йотом остановилась перед зеркалом.

Я смотрел на нее и не мог поверить, что она действительно у меня... в моей комнате,

— Когда ветер дует в мою комнату, то можно услышать музыку,— сказал я.

Она повернулась С улыбкой.

— Музыка и соборы — весьма подходящее сочетание. Как продвигается ваша работа над книгой?

— Последнее время я слишком мало работаю. Иногда по целым неделям я не прикасаюсь к ней.

Я понимал, что веду себя по-идиотски, слишком .напряжение) и официально, но ничего не мог с собой поделать, Близость Лауры смущала и беспокоила меня.

Воцарилось молчание. Тишина действовала на меня угнетающе, и у меня вдруг появилось чувство, что наше свидание будет неудачным.

Присутствие Лауры заставляло меня нервничать, и я уже почти жалел, что она пришла.

— Может быть, возьмете бутерброд? — с беспомощным видом предложил я,— Вы наверняка уже проголодались.

— Проголодалась'? — спросила она.— Да, Дэвид, вы правы, я голодна в течение всех этих четырёх лет.

Часы на церковной башне пробили девять, когда Лаура пошевелилась и высвободилась из моих объятий.

— Мне нужно идти, Дэвид, — сказала она,— Я должна быть дома к одиннадцати часам,

— Останься еще немного, Разве ты не можешь позвонить туда?

— Нет, я обещала вернуться к одиннадцати часам.

Она встала в ногах кровати, и я стал наблюдать, как она в сумерках поспешно одевалась.

Когда я захотел встать, она сказала: