Агата Кристи - Долгое прощание (сборник)

— Вы все еще выглядите совершеннейшей развалиной, дорогой мой,— сказал я ему.— Вам сейчас необходимо отдохнуть. Нет, нет, не говорите ничего. Работа должна подождать.

Но, не обратив на мои слова никакого внимания, он начал беспокоиться о какой-то особой каюте.

— В вашей каюте невозможно работать, сэр Юстус. Она полна чемоданов.— Судя по его тону, можно было предположить, что чемоданы это тараканы и им нечего делать в каюте. Я объяснил ему, хотя он мог и не поверить этому, что когда путешествуешь, то приходится часто переодеваться. Пагетт изобразил на своем лице слабую улыбку, с которой всегда встречал мои попытки острить, а затем вернулся к делу.— И вряд ли мы можем работать в моей конуре.

Я знаю, что такое «конура» Пагетта: у него обычно бывает лучшая каюта на пароходе.

— Мне очень жаль, что капитан не предоставил вам свою,— сказал я саркастически.—- Быть может, вы переложите часть своих вещей в мою каюту?

Сарказм — всегда очень опасная вещь, если имеешь дело с такими людьми.

Он сразу же зажегся.

— Да, если бы я мог отделаться от пишущей машинки и чемодана с канцелярскими принадлежностями...

Этот чемодан действительно весит очень много. Из-за него всегда бывают неприятности с носильщиками. Главный смысл жизни Пагетта — докучать мне. Он считает меня своей личной собственностью.

— Мы достанем лучшую каюту,— сказал я поспешно.

Вещь, казалась бы, простая, но Пагетт — человек, который из всего любит делать тайны. На следующий день он пришел ко мне с видом заговорщика.

— Вы помните, что вы говорили о каюте № 17?

— Да, ну и что из этого? Что, чемодан с канцелярскими принадлежностями застрял в дверях?

— Дверь там таких же размеров, как и во всех других каютах,— ответил Пагетт серьезно.— Но я должен сказать вам, сэр Юстус, что с этой каютой происходит что-то странное.

— Если вы боитесь нечистой силы, то мы не собираемся там спать, так что это не должно иметь никакого значения. Духи не выносят стука машинки.

Пагетт сказал, что дело не в духах, а в том, что он не получил 17-й каюты, и рассказал мне длинную историю. Он, мистер Чичестер и девушка, которую зовут Анна Беденфельд, из-за этой каюты буквально схватились врукопашную. Победила, конечно, девушка, и Пагетт болезненно это переживал.

— 13-я и 28-я каюты лучше 17-й,— сказал он снова,— но они даже не захотели смотреть на них.

— Хорошо,— сказал я, сдерживая зевоту,— ведь и вы не сделали этого, мой дорогой Пагетт.

— О! — он укоризненно на меня посмотрел.— Вы же тоже хотели занять каюту № 17?

Пагетт всегда напоминает мне слишком исполнительного школьника.

— Дорогой мой,— сказал я с раздражением.— Я говорил о каюте № 17, потому что знал, что она свободна. Но я не говорил, чтобы вы насмерть бились из-за нее. 13-я или 28-я подошли бы нам ничуть не меньше.

Он казался оскорбленным.

— Есть еще кое-что,— настаивал он.— Мисс Беденфельд получила эту каюту, но сегодня утром я видел, что Чичестер тайком выходил из нее.

Я строго посмотрел на него.

— Если вы попытаетесь обвинить Чичестера в отвратительной связи с этим прелестным ребенком Анной Беденфельд, я не поверю ни единому вашему слову,— сказал я холодно.— Анна Беденфельд — чудесная девушка с изумительными ножками. Я бы сказал, что у нее лучшие ножки на пароходе.— Пагетту не понравились мои рассуждения о ножках Анны. Он из тех людей, которые никогда не замечают подобного. А если замечают, то, конечно, лучше умрут, чем скажут об этом. Мне нравится дразнить Пагетта, поэтому я продолжал:— Раз уж вы знакомы с ней, вы могли бы пригласить ее поужинать с нами завтра вечером. Ведь завтра маскарад. Между прочим, вам бы лучше спуститься вниз к костюмеру и выбрать у него хороший маскарадный костюм для меня.

— Вы хотите надеть маскарадный костюм? — спросил Пагетт голосом, в котором был ужас.

Я видел, что это несовместимо с его представлениями о моем достоинстве. Он становился просто больным при одной мысли об этом. На самом деле я и не собирался облачаться в подобный костюм. Но я не мог удержаться, чтобы не подразнить Пагетта.

— Что вы видите в этом плохого? — спросил я его,— Конечно, я надену маскарадный костюм. И вы тоже.— Пагетт вздрогнул.— Так идите к костюмеру и попытайтесь получить костюм получше,— закончил я.

— Я не думаю, чтобы у него нашлось что-нибудь вашего размера,— пробормотал Пагетт, оглядывая мою фигуру.

— И закажите в салоне стол на шесть персон,— сказал я, не слушая его.— Мы пригласим капитана, девочку с хорошими ножками, миссис Блейр.

— Мы не можем пригласить миссис Блейр без полковника Райса,— вставил Пагетт.— Он пригласил ее поужинать с ним, я слышал.

Пагетт всегда все знает. Я был очень огорчен.

— Кто этот Райс? — спросил я раздраженно.

Как я уже сказал, Пагетт всегда все знает или думает, что знает. Он снова напустил на себя таинственность.

— Говорят, что он состоит на секретной службе, сэр Юстус. И что он большая шишка. Но точно я не знаю.

— Как это похоже на наше правительство! — закричал я.— На пароходе находится агент, в обязанности которого входит перевозка секретных документов, а они поручают это человеку, не имеющему к подобному никакого отношения и желающему только одного, чтобы его оставили в покое.

Пагетт стал еще более таинственным. Он сделал шаг по направлению ко мне и понизил голос до шепота.

— Как хотите, все это очень странно, сэр Юстус. Возьмите хотя бы мою болезнь перед нашим отплытием.

— Дорогой мой,— прервал я его резко.— Это же была желчная болезнь. У вас всегда бывают желчные приступы.

Пагетт сморщился,

— На этот раз это не было желчным приступом.

— Ради бога, не входите в подробности вашей болезни, Пагетт. Я не хочу ничего слушать.

— Очень хорошо, сэр Юстус, но я убежден, что был умышленно отравлен.

— О,— сказал я,— вы, наверно, разговаривали с Рейберном?

Он не отрицал этого.

— По крайней мере, сэр Юстус, он думает так, а ведь он должен быть в курсе дела.

— Кстати, где он? — спросил я.— Я не видел его с тех пор, как мы на пароходе.

— Он сказал, что болен и останется в каюте, сэр Юстус.— Он снова понизил голос.— Но это только хитрость, я уверен. Для того, чтобы лучше следить.

— Следить?

— Да, сэр Юстус, следить за тем, чтобы не было предпринято нападение.

— Вы такой веселый парень, Пагетт,— сказал я.— И у вас такое богатое воображение. Если бы я был на вашем месте, я выбрал бы костюм палача или смерти. Это очень подошло бы к скорбному выражению вашего лица.

На некоторое время он прекратил свои словоизлияния. Я пошел на палубу.

Беденфельд о чем-то очень оживленно беседовала с миссионером Чичестером. Женщины всегда беспокоят проповедников. Люди моей комплекции ненавидят нагибаться, но из вежливости мне пришлось нагнуться и поднять листок бумаги, который лежал у ног священника. Я не дождался благодарности за свои труды. Кстати, я не мог не видеть, что там было написано. Это было одно предложение: «Не пытайтесь действовать в одиночку, или вы пожалеете об этом».