Джон Ле Карре - Шпионское наследие

Перебор? Недобор? Легковесно? Она это обдумывает. Пауза затягивается.

— Мне казалось, вас интересует «Паданец», — напоминаю я ей.

— Нас интересует всё. «Паданец» — лишь зацепка. Что случилось с Милли?

Милли? Ах да, Милли. Не Тюльпан.

— Когда?

— Сейчас. Куда она ушла?

— Вероятно, к себе наверх.

— Вы ее не позовете? Меня она ненавидит.

Я открываю дверь, а за ней стоит Милли со своей связкой ключей. Протиснувшись мимо нее, Лора устремляется дальше по коридору с планом дома в руке. Я отстаю.

— Где Джордж? — шепотом спрашиваю у Милли.

Она мотает головой. Не знает? Не спрашивать?

— Милли, ключи!

Она добросовестно отпирает двойные двери в библиотеку. Лора делает шаг вперед и тут же, как в дешевом фарсе, два назад с дежурным воплем «Мать честная!», который наверняка разбудил всех мертвых в Британском музее. Не веря своим глазам, она приближается к полкам, уставленным потрепанными томами от пола до потолка. Осторожно берет восемнадцатый том разрозненного тридцатитомного собрания «Британской энциклопедии» 1878 года. Открывает, с удивлением пролистнув несколько страниц, швыряет на столик и снимает с полки «Путешествия по Аравии и не только» 1908 года, тоже разрозненное собрание, стоившее (как ни странно, помню) пять шиллингов и шесть пенсов за том, один фунт за все собрание, после того как Мендель сбил цену у торговца.

— Вы мне не объясните, кто читает или читал эту белиберду? — спрашивает меня Лора.

— Все, кто был допущен к операции «Паданец» и имел на то основания.

— В каком смысле?

— Джордж Смайли считал, — я стараюсь отвечать с максимальным достоинством, — что раз уж бог не дал нам укрепленной крепости на берегу Темзы, то естественное укрытие лучше всякой физической защиты. И что если зарешеченные окна и стальной сейф лишь провоцируют местного бандита на преступление, то не родился еще такой вор, который бы мечтал о бумажном ворохе…

— Покажите мне, о’кей? Все, что вы украли. И перенесли сюда.

Я залезаю на стремянку перед камином, заваленным высохшими цветами, и выуживаю с верхней полки «Путеводитель по френологии для широкого читателя» Генри Рамкена, доктора наук, выпускника Кембриджского университета; страниц в ней нет, зато есть папка из буйволовой кожи. Передав ее Лоре, я возвращаю книгу доктора Рамкена на место и спускаюсь на твердую землю. Лора присела на подлокотник кресла и изучает добычу. Милли снова исчезла.

— Здесь упоминается некто Пол . А как его зовут дома? — напускается на меня Лора.

На этот раз мне не удается идеально выдержать ровный тон.

— Дома его никак не зовут, Лора. Потому что он уже на том свете. Имя Пауль , по-немецки, среди прочих имен прикрытия, Алек Лимас использовал в Берлине в кругу своих пехотинцев. — Взяв себя в руки, я продолжаю уже более непринужденно: — Имена он все время менял. Не особенно доверял людям вокруг. Или, скажем так, не доверял Лондонскому управлению.

Последнее ее заинтересовало, хотя она старается этого не показывать.

— Здесь все файлы? От и до? Все, что вы украли, спрятано в старых книгах, так?

Возможность ее просветить доставляет мне удовольствие.

— Боюсь, что не все , Лора. Джордж придерживался правила: сохранять минимум. Остальное в шредер. Обрезки сжигались. Такое правило.

— А где шредер?

— Вон там в углу.

Она его только сейчас заметила.

— Где сжигали?

— В этом камине.

— Акты об уничтожении имущества составлялись?

— Тогда бы нам пришлось сжигать и акты, разве нет?

Пока я наслаждаюсь своей маленькой победой, она переводит взгляд в дальний темный угол, где висят рядом две фотографии мужчин, стоящих в полный рост. На этот раз не раздается дежурный вопль «Мать честная!», она просто крадучись направляется туда, словно опасаясь, что они сейчас улетят.

— А эти красавцы кто?

— Йозеф Фидлер и Ганс-Дитер Мундт. Соответственно глава и замглавы оперативного управления Штази.

— Слева у нас кто?

— Фидлер.

— А подробнее?

— Немецкий еврей из академической семьи, родители погибли в концлагере. Изучал гуманитарные науки в Москве и Лейпциге. Потом попал в Штази. Шустр, умен, терпеть не может стоящего с ним рядом.

— Мундта.

— Методом исключения — да, Мундта, — соглашаюсь я. — Имя: Ганс-Дитер.

Ганс-Дитер Мундт в двубортном костюме, застегнутом на все пуговицы. Руки убийцы прижаты к бокам, с презрением глядит в камеру. Как будто присутствует на казни. То ли чужой, то ли собственной. В любом случае выражение лица уже не изменится, а ножевая рана на щеке уже не заживет.

— Ваш объект, да? Человек, которого ваш дружок Алек Лимас должен был убрать? Вот только Мундт сам убрал Алека Лимаса, верно? — Она возвращается к Фидлеру. — А Фидлер был вашим суперагентом? Главным поставщиком секретной информации. Великим добровольцем. Записался, но так и не появился. Просто оставлял у вас на крыльце горячие разведданные и тихо исчезал, не показав лица. Раз за разом. И вы до сих пор толком не знаете, являлся ли он вашим пехотинцем, так?

Я набираю в легкие побольше воздуха.

— Все полученные нами материалы по «Паданцу», исключительно самотек, указывали на Фидлера. — Я старательно подбираю каждое слово. — Мы даже спрашивали себя, не готовится ли он стать перебежчиком. Может, потому заранее, так сказать, и пускал хлеб свой по водам [8] То есть проявлял щедрость. Отсылка к Библии: «Отпускай хлеб твой по водам, потому что по прошествии многих дней опять найдешь его». Екклесиаст: 11, 1. (Прим. перев.) .

— Из ненависти к Мундту, бывшему нацисту, который, в сущности, так и не покаялся?

— Это мог быть один из мотивов. Плюс разочарование демократией — или отсутствием таковой — в Германской Демократической Республике, она же ГДР. Подозрение, что коммунистический бог его предал, превратилось в уверенность. В Венгрии контрреволюция была жестоко подавлена Советами.

— Спасибо. Где-то я об этом читала.

Еще бы не читала. Она же сама История.

В дверях появились двое взъерошенных подростков, парень и девушка. Сначала я подумал, что они вошли через задний ход, где нет звонка. А вторая мысль — диковатая, признаюсь, — что это истица Карен, дочь Элизабет, и ее партнер Кристоф, сын Алека, хотят наложить арест на гражданское лицо. Лора привстает на стремянке, чтобы придать себе дополнительный вес.

— Нельсон. Пепси. Поздоровайтесь с Питом, — командует она.

— Привет, Пит.

— Привет, Пит.

— Привет.

— О’кей. Слушайте сюда. Отныне территория, где вы находитесь, считается местом преступления. А еще это территория Цирка. Включая сад. Каждый клочок бумаги, досье, любой обломок, настенные чертежи, плитка с крючками, содержимое выдвижных ящиков и книжных полок — все является собственностью Цирка и, потенциально, судебной уликой, а следовательно, должно быть скопировано, сфотографировано и описано. Так?