Патриция Мойес - Мертвецы не катаются на лыжах

— Очень, очень дорого, — шепнула Эмми на ухо мужу, когда кортеж носильщиков проследовал мимо.

Миссис Бакфаст уставилась на вновь прибывших с откровенным любопытством; Каро казалась оробевшей, внезапно осознав, как выглядят ее измятые брюки, в которых она спала; мужчины невольно повернули головы в восхищении и были вознаграждены злобным взглядом из-под тирольской шляпы.

Когда поезд, строго по расписанию, подошел к перрону и компания расположилась в пустом вагоне, Тиббеты подошли к окну, чтобы бросить последний взгляд на Инсбрук. К их пущему удивлению, Тирольская Шляпа, судя по всему, никуда не ехал, он прощался с мадонной, которая стояла у двери купе первого класса, холодная и прекрасная. Поцелуи, заверения в любви, суета вокруг багажа — все это девушка воспринимала скорее с вынужденным смирением, нежели с энтузиазмом. В какой-то момент, когда ее сопровождающий вступил в пререкания с носильщиком, Генри поймал ее взгляд: красавица смотрела на Тирольскую Шляпу со смешанным выражением презрения и неприязни, таким пронзительным, что по спине детектива пробежал холодок. Наконец раздался свисток, и поезд тронулся. Последним, кого путешественники видели в Инсбруке, оказался этот мужчина, как-то жалко махавший вслед поезду зажатой в длинной тонкой руке тирольской шляпой.

В Бреннере, после краткого и дружелюбного общения с итальянской таможней, вся компания гуськом отправилась по коридору в вагон-ресторан. Молодежь оккупировала отдельный столик на четверых, Бакфасты — столик на двоих. Генри и Эмми, прибывших последними, улыбчивый официант проводил к самому дальнему столу, рассчитанному на четверых, но за ним сидела только одна пассажирка — мадонна из Инсбрука. Она сделала заказ на беглом итальянском языке. Девушка вела себя раскованно, непринужденно и оживленно — совсем не походила на холодную красавицу из Инсбрука. «Как девочка-школьница», — подумалось инспектору.

На протяжении восхитительного обеда, начавшегося с fettucini , продолжившегося fritto misto con fagiolini [3] Дословно «жареная смесь со стручковой фасолью», готовится из ломтиков курятины, бычьих мозгов или зобных желез, куриной печени, цветной капусты, кончиков аспарагуса (спаржи), почек артишоков, рисовых или макаронных крокетов. и закончившегося сливочным сыром bel paese , все были больше сосредоточены на еде, чем на разговорах. Но за кофе на путников, приятно сытых, снова снизошло расслабленное настроение; первый шаг сделала красавица, поинтересовавшись у Генри и Эмми на превосходном английском, из Лондона ли они и является ли целью их визита в Италию отдых. Тиббеты ответили на оба вопроса утвердительно.

— Вот и я тоже, — сказала девушка с очаровательной, совершенно счастливой улыбкой. — Видите ли, я итальянка. Но муж — австриец, и приходится жить в Инсбруке.

— Завидую вам, — сказал Генри. — Должно быть, это красивый город.

— Да, — лаконично ответила девушка. Потом с улыбкой продолжала: — А куда именно вы направляетесь. В Рим? В Венецию? Во Флоренцию?

— Вообще-то мы едем кататься на лыжах, — пояснила Эмми.

— О! Я тоже.

— Возможно, мы даже направляемся в одно и то же место, — предположил Тиббет.

— Уверена, что нет, — возразила красавица. — Вы-то наверняка в Кортину. Все англичане и американцы ездят туда.

— Нет, — сказал Генри. — Мы едем в маленькое местечко под названием Санта-Кьяра. Отель «Белла Виста».

К его удивлению, улыбка девушки вмиг померкла, по лицу пробежала тень настоящей паники.

— Санта-Кьяра, — повторила она почти шепотом. — Я… я тоже туда еду.

— Чудесно, — быстро подхватила Эмми. — Нам следует представиться: Генри и Эмми Тиббет.

— А я… — Красавица явно колебалась. Потом встряхнулась, как щенок, вышедший из воды, и на ее лице снова расцвела улыбка. — Я — баронесса фон Вюртберг. Но вы должны звать меня Мария Пиа. Когда я в Италии, то забываю, что стала австрийкой. — Она сделала короткую паузу и продолжила: — Мои дети уже в «Белла Висте» с няней. Ганси — восемь лет, а Лотти — шесть. Вы с ними познакомитесь.

— Буду ждать с нетерпением, — откликнулась Эмми, едва удержавшись от уже готового вырваться замечания о том, что баронесса выглядит неправдоподобно молодо для женщины, имеющей восьмилетнего сына.

— Как жаль, — рискнула заметить она, — что ваш муж не сможет побыть с семьей.

И снова паника читалась в огромных карих глазах.

— У него очень много дел. Он позволяет мне… то есть с радостью отпускает меня на родину каждый год, но сам Италию не любит.

«Ничуть не сомневаюсь, что не любит», — подумал Генри, припомнив грубые черты лица под тирольской шляпой. Ему стало жаль баронессу, но он не знал, как дать ей почувствовать свою симпатию, не показавшись дерзким, поэтому быстро оплатил счет и с дружескими заверениями в скорой встрече повел Эмми к выходу из вагона-ресторана. К собственному удивлению, инспектор почувствовал, что прекрасные глаза смотрят ему вслед. У двери он обернулся и встретил спокойный насмешливый взгляд баронессы. Глядя ему прямо в глаза, она едва заметно вздернула подбородок, как будто с вызовом. Генри, немного смущенный, улыбнулся и шагнул в раскачивающийся коридор.

В Кьюзе сделали последнюю пересадку. Огромный экспресс умчался на юг, к Вероне, оставив восьмерых путешественников на маленькой станции, освещенной солнцем. Со всех сторон горизонт был изломан очертаниями Доломитовых Альп с их нежно-розовыми вершинами — плоские и остроконечные скалы, обточенные ветрами и снегами до первозданных форм устрашающей мощи и долговечности, существовавшие с незапамятных времен и пребудущие до времен немыслимых.

От величия гор отвлек и вернул путешественников к реальности пронзительный гудок. На другом пути стоял самый очаровательный в мире поезд. К паровозику — крохотному, 1870 года выпуска, с высокой стройной трубой и сияющими медными деталями, — было прицеплено всего два вагона, сделанных из светлого, украшенного резьбой дерева, со смотровыми площадками на обоих концах, огороженными перилами фигурного литья. На готических окнах одного из вагончиков, обозначая его принадлежность к первому классу, висели занавески из вощеного ситца. Сиденья были сделаны из деревянных планок, над ними имелись полки для лыж.

Молодые англичане с восторженными криками с чемоданами бросились к поезду; непосредственно за ними следовали Генри и Эмми. Миссис Бакфаст заметила, что давно пора пустить по этой дороге современные поезда, деревянные сиденья — это просто позор. Баронесса в сопровождении всех носильщиков, имеющихся на станции, — следовавших за ней по пятам, — медленно перешла по настилу на другую сторону полотна, на лице ее сияло выражение абсолютного умиротворения. Когда багаж был загружен, поезд издал пронзительный гудок, и последний этап путешествия начался.