Поль д'Ивуа - Неуловимый корсар

И снова дождем сыплются электрические искры, снова валятся трупы чудовищ, но искры становятся все короче и короче. Еще одна искра, еще одно убитое чудовище, и весь запас электричества истощен. Бешено жмет он пружины, но все напрасно, у осажденного больше нет снарядов. Все кончено.

А клешни все грознее, все ужаснее подбираются со всех сторон. Робер наклоняется, корчится, а в одном футе от его лица движутся острые лапы, колеблются отвратительные присоски. Он чувствует, что не вынесет больше этого. Еще несколько минут — и он сойдет с ума. И в отчаянии он закрывает глаза, чтобы ничего не видеть. Но вот его хватают и поднимают, дикий крик вырывается из его груди, и он с усилием открывает глаза. Что это?.. Чудовища исчезли, а его окружают друзья в своих странных скафандрах. Джеймс Пак, знакомый с местностью, вернулся и разыскал заблудившегося друга. Плохо сознавая, что с ним такое, Робер, как автомат, двинулся за своими друзьями. Только сняв скафандр, он немного пришел в себя. Когда же, оправившись, он вошел в салон, его встретил крик удивления: на его голове резко выделялась поседевшая прядь волос.

Со всех сторон посыпались вопросы, восклицания, но Робе-ру не удалось ответить: орангутанг сорвался с места и с радостным криком повис на шее спасенного. Это вызвало общий смех, и среди этого смеха Робер передал Лотии голубой коралл, который он не выпустил из рук за все время боя.

Нельзя описать всеобщего негодования путешественников, когда они узнали о преступном нападении Ниари. Общим мнением он был присужден к казни по закону Линча, и только вмешательство Джеймса Пака спасло его от смерти.

Корсару удалось добиться согласия своих гостей на заключение Ниари в пещере до тех пор, пока тот не согласится облегчить брак Робера с Лотией. Справедливость требует, однако, прибавить, что Ниари выслушал все обращенные к нему угрозы с олимпийским спокойствием. Само собой разумеется, что никто не предлагал более подводных прогулок, не желая вновь подвергаться таким ужасным испытаниям, какие им пришлось пережить. Все их развлечение теперь состояло в прогулках по парку, разбитому на верхней площадке острова. Лотия по-прежнему заперлась безвыходно у себя и ни за что не соглашалась принять участие в этих прогулках. Хоуп повсюду следовал за Робером, и между ними установилась крепкая дружба. Что касается Армана, то ему снова пришлось столкнуться с неразрешимой тайной.

— Кто владелец этой виллы? — спросил он однажды у корсара.

— Один джентльмен.

— Не сомневаюсь в этом, но где он? Ведь дом, по-видимому, обитаем?

— В настоящую минуту да.

— Но увидим ли мы когда-нибудь владельца, по подвалам которого, в саду мы так бесцеремонно гуляем?

— Он ничего не будет иметь против этого.

— Значит, мы его увидим. Когда?

— Через несколько дней. Он появится в своем жилище, когда придет английский флот.

Этот разговор продолжался около часа, но Триплекс не соглашался дать какие бы то ни было объяснения и удовлетворить любопытство своего собеседника. Можно себе представить, каково было настроение журналиста. Если бы воскрес Данте Алигьери, то он прибавил бы лишний круг к своему аду, круг тайны, где грешники-интервьюеры терпели бы вечные муки неудовлетворенного любопытства. Арман забыл все: грусть Лотии, отчаяние Робера. Он целые дни проводил на верхней площадке, не отрываясь от зрительной трубы. Он с лихорадочным нетерпением ожидал прибытия английского флота, потому что с ним было связано для него открытие имени владельца. В то же время он искал какого-нибудь признака, по которому можно было бы иначе решить вопрос. Но, видимо, были приняты все меры, чтобы имя владельца осталось тайной. Погреба, сообщавшиеся с пещерой, соединялись целым рядом коридоров с вестибюлем, выходившим в сад. На всем этом пути не было ничего, на чем можно было бы строить предположения, двери же постоянно были заперты, так что проникнуть в тайну можно было, только взломав эти двери. К чести Армана, это средство ему даже не приходило в голову.

Однажды ему показалось, что он разгадал загадку. Как-то утром, выйдя, по обыкновению, на заре из пещеры, он бродил в нервном волнении по парку. Вдруг его взгляд упал на корзину, лежащую в траве, корзина эта была сплетена из гибких ветвей тропических растений, которые в Европе растут только в оранжереях. В самом центре дна виднелся вензель, окруженный орнаментом. Вензель этот составлялся из букв Д и П.

— Наконец-то я решил задачу! — радостно вскричал француз. — Д. П. означает Джеймс Пак. Пойду и сообщу ему о своем открытии!

Он чуть не бегом, заранее представляя себе удивление корсара, бросился через погреб в пещеру, где увидел Джеймса, прогуливающимся по берегу озера.

— Здравствуйте, — весело сказал Арман. — Очень вам благодарен.

— За что? — спокойно переспросил корсар.

— За то, что вы не сказали мне, как зовут владельца дома.

— Значит, вы уже не сердитесь на меня за необходимую скромность? — с легкой улыбкой спросил корсар.

— Нисколько, нисколько, ведь она дала мне возможность самому проникнуть в тайну, а это всегда так приятно.

И Лаваред с торжеством посмотрел на Джеймса, уверенный, что фраза произведет необыкновенный эффект. Но тот и бровью не повел.

— Так вы открыли тайну? — равнодушно спросил он. — Как же это?

— В парке я нашел корзину, а на дне ее инициалы владельца.

— А именно?

— Д. и П.

— И вы из этого заключаете?..

— Что владелец не кто иной, как Джеймс Пак. Это кажется ясным, — проговорил Арман с победоносным видом.

Но его торжество длилось недолго. Корсар расхохотался:

— Теперь я понимаю, почему интервью иногда бывают так фантастичны. По-вашему, Д. П. только и может значить, что Джеймс Пак? Но я вам скажу, что эти инициалы могут соответствовать десятку имен.

Парижанин промолчал, чувствуя себя побежденным.

— Потерпите немного, — продолжал Джеймс. — Я сжалюсь над вами, как только появятся английские суда, вашим друзьям будет предложено все время оставаться в пещере. Одного вас будут в любое время допускать на виллу. Вы будете представлены сэру Д. П., который на меня совсем не похож, и будете присутствовать при всем, что произойдет далее. Нравится вам это?

— Разумеется. Но скажите, этот господин Д. П. ваш союзник, друг?

— Увидите. А пока, пожалуйста, не спрашивайте ничего.

И, повернувшись на каблуках, корсар оставил француза одного. Это была настоящая пытка для Армана. Стоять перед стеной и знать, что за нею что-то происходит, но не знать, что именно, — нет, только репортер мог бы понять страдания Армана. Целыми днями он ходил по острову с подзорной трубой.