Яков Лович - Дама со стилетом [Роман]

Лямин вскочил и сказал своей даме, что он не может сидеть в кабаре, где его оскорбляют пьяные кельнерши.

Это было жалко, противно и смешно при его элегантности и шарме. Я хотела было уже шлепнуть его по физиономии, близкая к истерике, но неожиданно вмешалась дама.

— Ты можешь идти, Виктор, но я остаюсь. Мне здесь нравится. Очень нравится…

Несмотря на свое состояние, я была поражена этим спокойным, холодным заявлением. Ни тени волнения, испуга или возмущения не было на прекрасном лице дамы.

Она с любопытством и совершенно хладнокровно смотрела то на меня, то на Лямина, продолжая снимать изящными пальцами кожуру с апельсина, чем была занята в ту минуту, когда я подошла к их столику.

Лямин что-то растерянно пробурчал и быстро пошел к выходу из зала. Дама ласково улыбнулась мне и сказала:

— Садитесь со мной и расскажите, почему вы назвали моего спутника подлецом?

Она говорила по-русски вполне правильно и свободно, но мне показалось, что какой-то едва уловимый акцент у нее есть.

Я села напротив ее и была в таком повышенном настроении, что очень скоро решилась и рассказала этой совершенно незнакомой женщине историю своих отношений с Ляминым. Она спокойно выслушала меня и, вздохнув, сказала:

— Да… мелкий, жалкий человек…

И вдруг, неожиданно вспыхнув, загоревшись гневом, она вскочила, потребовала счет, бросила на стол деньги и почти крикнула:

— Довольно! Он получит по заслугам! Я отомщу ему… за все, за все!

Потом сразу у гасла, задумалась, морща брови.

Кивнула мне и сказала:

— До свиданья. Ира… так, кажется, вы назвали себя? Вы еще обо мне услышите.

И быстро пошла к выходу.

— И больше вы ее не видели? — быстро спросил Кросс.

— Видела. — ответила блондинка в изумрудном платье.

— В котором часу произошло убийство?

— В 7 часов вечера.

— Так вот, — со странной улыбкой сказала блондинка.

— Если эта женщина сдержала свое слово, если Лямина убила именно она, то у нее очень крепкие нервы. Вчера около 10 часов ночи, то есть через три часа после убийства Лямина, она приехала сюда, танцевала здесь и веселилась до закрытия кабаре.

Горин впервые за весь вечер увидел, что Кросс оживился.

Он подался вперед, насторожился, весь превратился в слух.

— С кем она была, эта дама? — спросил он блондинку.

— Ее окружало большое общество: две дамы и несколько мужчин. Некоторые из мужчин бывали здесь и раньше и, воспользовавшись удобным случаем, я спросила одного из них, моего знакомого, кто эта яркая брюнетка, которая сидела с ним и своей красотой затмевала всех в этом зале.

Он сказал:

— Собственно, я и сам не знаю толком, кто она. Кажется, она недавно приехала из Англии. Я познакомился с ней только сегодня. Очень эксцентричная особа. Мне сказали, что она чистокровная англичанка, прожившая часть своей жизни в России. Она настоящая суфражистка и пламенно отстаивает права женщин. Как-то вечером она много танцевала в Парк-отеле с моим приятелем и развивала феминистские идеи, отстаивала право женщин жить так, как им хочется. Мой приятель сказал, что, несмотря на свои передовые взгляды, она, как истинная англичанка, никогда не решится поехать кутить с малознакомой компанией. Она немедленно заявила, что не считает это шокингом и поедет куда угодно. Мало того, она сама пригласила моего приятеля кутить, но только тогда, когда будет соответствующее настроение. Сегодня она сдержала слово, сама заехала на автомобиле за моим приятелем, с помощью которого и была быстро организована эта теплая компания.

Я спросила, как зовут эту даму.

Он ответил: «Мы зовем ее леди Ю: она сама так называет себя в шутку. Она говорит, что ей идет это имя».

Он ушел. У меня не было особенных причин следить за этой женщиной. Ведь я еще не знала, что Лямин убит, о чем газеты сообщили только утром. Но все же мое внимание было странно приковано к тому столику, за которым она сидела.

Оттуда неслись шумные возгласы, смех, пение. Леди Ю громко смеялась, много танцевала, много пила. Все это я хорошо заметила. Ее возбужденное состояние бросилось мне в глаза, особенно при том внимании, которое я ей невольно уделяла.

Я пыталась заговорить с ней, но она так высокомерно встретила мою попытку, что мне пришлось ретироваться: леди и какая-то партнерша для танцев!..

Почему-то мне стало особенно обидно, больно за этот надменный тон, особенно при воспоминании о том ласковом внимании, о том участии, которые она проявила ко мне при первой встрече.

Конечно, я больше не подходила к ней, но несколько раз ловила ее быстрые и, как мне показалось, странно напряженные взгляды на меня: казалось, какая-то тайная мысль, тайная цель были у той женщины по отношению ко мне. Она следила за мной украдкой — я в этом уже не сомневалась.

Два раза, когда я проходила мимо столика этой дамы, я нарочно оборачивалась — и оба раза встречалась с ее глазами. Она сейчас же делала равнодушную мину, отворачивалась и обращалась к своим спутникам. Я не понимала, в чем дело, но всему этому не придавала особенного значения.

Только утром, когда я узнала из газет об убийстве Лямина, я снова пережила все свои предположения и мысли о странном поведении леди Ю. Наряду с деланным равнодушием, наряду с искусственным, сухим тоном, которым леди Ю оттолкнула меня, она проявляла ко мне несомненный интерес и почему-то следила за мной. Почему? Я вспомнила, как она была ласкова со мной, как близко приняла к сердцу мое горе, как приветливо мерцали ее прекрасные глаза, когда она расспрашивала меня о моем несчастном романе с Ляминым. Это был первый человек, который пожалел меня и приласкал..

А мне это было так нужно…так страшно жить одной на всем свете, среди жестоких, бездушных людей, среди всех этих скотов и хамов. Я вся открылась ей, всю душу положила на столик, за которым она сидела.

Поверьте мне, что это было так искренне… ведь я так еще молода, я не видела материнской ласки и не знаю, что такое слово участия. И вдруг… ее резкий тон, презрительная, недоумевающая улыбка, когда я подошла к ней. Словно меня облили холодной водой. Я ушла из зала и зарыдала…

Потом подумала: «Что ж тут особенного: она дама общества, а мы… а ты партнерша для танцев, которую может облапить каждый матрос». Но потом ее поведение снова поразило меня и вся обида куда-то улетучилась. Она явно следила за мной. Но почему?

Почему?