Аркадий Кошко - Криминальные рассказы [сборник]

Баранова обещала исполнить все в точности.

В этот же день заезжал к ней мой полицейский фотограф и, привезя в круглой коробке, под видом венка, фотографический аппарат, сделал несколько снимков с гроба. Эти снимки были разосланы по всем гробовщикам Москвы, вместе с требованием сообщить, не у них ли изготовлялся за последние два дня означенный гроб, и если да, то кем из заказчиков был он взят из мастерской.

Подробное описание украденных драгоценностей, а их имелось, по словам Барановой, на тридцать тысяч, было дано всем ювелирным магазинам Москвы, равно как и номера похищенных процентных бумаг, найденных в записной книжке покойного, посланы во все кредитные учреждения Империи.

Для очистки совести я послал даже местного надзирателя в Новодевичий монастырь, но, как и следовало ожидать, результатов никаких не получилось: искомой по приметам монашки там не оказалось.

Все эти меры, казавшиеся вполне необходимыми, однако не пригодились мне. Дело раскрылось довольно неожиданно и просто.

Пропустив день похорон, я, как это было условлено, вечером явился к Барановой в не очень элегантном пиджаке и розовом галстуке. Матрена, получившая, очевидно, соответствующие указания, крайне приветливо меня встретила и, снимая с меня пальто, заботливо справилась:

— Что, сударь, поди, промокли? Дождь-то, дождь-то какой!

Просидев с хозяйкой и Егоровной с часок в гостиной, я был приглашен в столовую поужинать чем Бог послал. Послано было Господом немало, и стол Барановой ломился от расставленных яств и питий. Матрена, подперев голову рукой, умильно взирала на стол и хозяев. Первую рюмку я выпил за упокой души усопшего, сказав:

— Вот жизнь человеческая! Сегодня жив, здоров, полон сил, а завтра и всему конец.

Матрена тихо всхлипнула.

— Да, — сказала Баранова, — все покойничка жалеют, как родного. Да вот хоть бы Матрену взять в пример: что он ей? не родственник какой, а как вчера убивалась на похоронах!

— Да, — сказал я, — хорошо еще, кто при своем капитале живет, тому хоть жизнь в удовольствие, а помрет — так опять-таки честь честью похоронят. Не то что наш брат: бегаешь, работаешь, страхуешь других, а самого себя — не то чтоб застраховать, а и гроба, поди, не на что будет купить. Вот нынче все так дорого стало.

— Это вы справедливо изволите говорить, сударь! — сказала Матрена. — Ни к чему доступа нет. Вот хотя бы и гробы, за сосновый неказистый пятнадцать целковых требуют, а ежели дубовый да попредставительней, то и полсотни, а то и более отваливай.

— Ишь, кухарочка-то ваша — на все руки молодец, — обратился я к Барановой. — Не только цены на продовольствие в точности знает, но и по части гробов специалистка.

— Да как же не знать-то мне, барин, коль племянник мой весь прошлый год у гробовщика работал?

— Ну что ж, Матреша? Коль помру — протекцию окажете и от племянника гроб подешевле достанете?

— И рада бы услужить, — отвечала она простодушно, — да не смогу: племянник мой давно уже ушел от гробовщика, опосля служил на заводе, потом приказчиком, а ныне второй месяц без работы ходит.

— Что же он у вас такой неуживчивый?

— Да не ндравится ему сидячая служба. Мне бы, говорит, ходить по городу да видеть людей.

— Это он верно говорит, — сказал я поощрительно, — что может быть скучнее сидячего дела?

Выпив еще стакан вина, я, симулируя легкое опьянение, откинулся непринужденно на спинку стула и проговорил:

— Вот что я вам скажу, Матреша: я хоть человек и не богатый, а, однако, вкусно поесть люблю. Вы, честное слово, разуважили меня своей стряпней, и я хочу отблагодарить вас как могу. Устрою-ка я вашего племянника к нам в страховые агенты, нынче у нас и вакансия имеется. Дело как раз по нем, — не сидячее. На первых порах жалованья сорок рублей положат да процентные отчисления за застрахованных. Одним словом, — работать будет, до сотни выгонит в месяц. Пять лет тому назад и я с этого начал, а нынче, слава Тебе Господи, больше двухсот зарабатываю.

Обрадованная Матрена поставила передо мной тарелку с чудовищной порцией индейки:

— Заставьте, сударь, за себя век Бога молить, похлопочите за моего племянничка, а то сегодня утром я забегала к нему, поклоны передала да гостинцы из деревни, он мне говорит: «Ежели я, тетенька, за эти три дня не подыщу места, то и махну в деревню, там прокормиться легче».

Пригубив еще рюмку, я задумчиво сказал:

— Одно только в нашем деле нужно: чтобы человек был толковый, хорошо грамотный и чтобы физиономию имел эдакую приветливую, обходительную; чтобы умел к клиенту подойти и уговорить его.

— За этим дело не станет: мой Николай — разбитной малый, кончил городское училище и сам мужчина хоть куда: высокий, статный, красивый.

Я спросил как бы невзначай:

— Блондин или брюнет?

Матрена слегка помялась и конфузливо ответила:

— Нет, извините, он у нас рыжий.

— Егоровна, принеси-ка мне валерьянки с моей полочки, — сказала Баранова, — а то что-то сердце все колотится.

Я, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Что ж, и рыжий цвет волос недурен, а к тому же у рыжих и цвет лица всегда хороший.

— Сущую правду изволите говорить, барин, и племянник мой румян, как красная девица.

— Ну так ладно, Матреша! — сказал я. — Завтра же напишу вашему племяннику, а то, пожалуй, лучше и сам заеду, если по пути будет. Ведь не на краю же города он у вас живет?

— Какой там! Здесь близехонько, на Юшковом переулке, дом номер четыре. Как войдете со двора, направо стоит деревянный флигель, а на нем вывеска «Столярная мастерская». В этом флигельке живет столяр да брат его с женой, племянник же снимает у них комнатушку.

— А звать-то как? Как спросить вашего племянника?

— Николай Семенов Буров.

— Ладно, не забуду и часика в два-три заеду.

Докончив ужин и посидев еще с полчаса, я распрощался с Барановой и Егоровной. Матреша, помогавшая мне надевать пальто, еще раз рассыпалась в благодарностях и заявила, что рано утром сбегает предупредить племянника о моем посещении.

Я вернулся к себе на Гнездниковский. Часов до двух ночи я разбирался в срочных поданных мне рапортах, а затем, усадив четырех агентов в свой автомобиль, я помчался на Юшков переулок. Без труда нашли мы флигель столяра, стуком разбудили его обитателей и врасплох предстали перед ними.

— Мы к вам с кладбища, — сказал я, — прямо от купца Баранова, прислал он поклоны и тебе, рыжий гробовщик, и тебе, читавшей над ним монахине, и тебе, лысоголовому покойнику, — обратился я к столяру.

Они растерянно переглянулись.

— Ну где тут у вас запрятаны бриллианты и процентные бумаги покойного?

Как по команде, все четверо скорчили удивленные лица и в одно слово спросили: «Какие?»

— Какие? Не знаете? Ну ладно, поищем.