С. Ван Дайн - Смерть коллекционера

– Наверное, со временем он совсем освоится, – обнадежил Вэнс. – Правильное, грамотное обращение творит чудеса. Но как он хорош, ваш Рупрехт! Просто загляденье. Конечно, не Канцлер Сигер фон Сигалсбург [44] Легендарный доберман, получивший титул в возрасте менее пятнадцати месяцев. Самый молодой пес, когда-либо удостаивавшийся подобного титула, он был недавно привезен в США Ф. Р. Кингманом и без труда стал чемпионом и в нашей стране. – Примеч. авт. , но череп имеет изумительный, ни намека на рыхлость. Шея стоит высоко, круп широкий, тело мускулистое, спина сильная, ровная, чуть покатая. И размер идеальный – фунтов семьдесят, верно? Рупрехт у вас в собачьих выставках не участвовал?

– Один раз я пытался его показать, специально отвез в Корнуолл. Но Рупрехт показываться не хотел. Лег прямо на ринге и заскулил. Ну и две собаки его обошли. Досадно, потому что по статям они нашему Рупрехту и в подметки не годились. У одного был уклон от величины углов плечевых суставов, у другого – коровий постав задних ног и слишком светлые и выпуклые глаза.

– Что ж, правила не нами писаны, – изрек Вэнс.

Мы проводили словоохотливого Энрайта до дверей и распрощались. Уже в машине Маркхэма, направляясь к центру, Вэнс произнес:

– С этим Рупрехтом что-то нечисто. Вы заметили, как странно он себя ведет? Почему столь мощный пес демонстрирует робость и даже трусость? Почему боится чужих? Доберманам это не свойственно. От природы они наделены живостью, проницательностью и бесстрашием, а также энергичностью. Доберманы считаются лучшей выставочной породой крупных собак… А этот пес лег на ринге! Определенно в прошлом с ним что-то случилось. Он подвергался унижениям и, возможно, побоям…

Маркхэм стал барабанить пальцами по окну – дескать, время доклада истекло.

– Все это очень трогательно, Вэнс. Однако какая может быть связь между робким доберманом и убийством Арчера Коу?

– Понятия не имею! – с оптимизмом ответил Вэнс. – Но, как я уже говорил, в этом деле упомянуты две собаки, и одна из них запугана и робка, а другая – избита.

– За уши притянуто, – проворчал Маркхэм.

Вэнс только вздохнул:

– Такой же характер носит связь между обстоятельствами убийств в доме Коу. – Он закурил, взглянул на часы. – Время ужинать. Карри обещал приготовить филе камбалы по рецепту парижского ресторана «Маргери». На гарнир – картофель-фри спиральками, на десерт – тепличная клубника. Как вам меню? Присоединитесь ко мне? Откупорю ваше любимое «Шато д’Икем» девяносто пятого года.

– Весьма заманчиво.

Маркхэм дал указания шоферу.

– Только сначала вам придется проставить мне двойной бренди. Причем «Наполеон». Для поднятия моего кошмарного настроения.

– Хотите забыться? И правильно. До завтрашнего утра не случится ничего такого, ради чего потребуется напрягать мозг.

Но тут Вэнс ошибся. В ночь на пятницу дело об убийстве братьев Коу обогатилось новым зловещим обстоятельством. Маркхэм поехал к нам ужинать, мы просидели до одиннадцати вечера, болтая обо всем на свете – от рисунков Георга Гросса [45] Георг Эренфрид Гросс (1893–1959) – немецкий художник-карикатурист, основатель берлинской группы дадаистов. Воссоздавал атмосферу абсурда и безысходности, имевшую место в Германии перед приходом к власти Гитлера. до новой теории миграции и расового статуса Гриффита Тейлора [46] Австралийский ученый-географ (1880–1963). Имеется в виду работа «Среда обитания и расы: изучение эволюции, миграций, расселения и социального статуса рас» (1927). . Маркхэм откланялся, пообещав завтра в десять утра заехать за нами. А ровно в половине третьего ночи зазвонил телефон. Я с трудом очнулся от глубокого сна и несколько минут не мог сообразить, откуда шум, и ответить на звонок. На другом конце провода Маркхэм требовал позвать Вэнса. Я отнес телефонный аппарат к нему в спальню. Не вставая с постели, Вэнс взял трубку. Послушал, поставил аппарат на пол, зевнул, потянулся и откинул одеяло.

– Черт побери! – воскликнул он, хватая колокольчик для вызова прислуги. – Грасси ранен! Холодным оружием!

(Пятница, 12 октября, 3.00)

Когда мы с Вэнсом прибыли в дом Коу, Маркхэм и сержант Хис были уже там. На крыльце с мрачным видом сидел детектив из убойного отдела. Он глянул на нас исподлобья и отвернулся – мы для него являлись источником неприятностей, вестниками беды. В тот момент я не понял, чем вызвано такое отношение.

Гэмбл, бледный, трясущийся, в шлепанцах и длинной фланелевой рубахе, впустил нас в дом и провел наверх. Достигнув второго этажа, мы прошли в переднюю часть дома, туда, где находилась комната Грасси. Шторы были опущены, горело электричество. В изножье кровати, не сводя глаз с распростертого Грасси, стояли Маркхэм с Хисом. На стуле сидел мужчина лет сорока, низенький, плешивый, деловитый, похожий на доктора Алексиса Каррела.

– Позвольте представить – доктор Лобзенц, – сказал Маркхэм. – У него кабинет неподалеку отсюда, на Семьдесят первой улице, вот Гэмбл за ним и послал.

Доктор Лобзенц поднял взгляд, чуть склонил голову и продолжил свое занятие [47] Читателю может быть интересно, что доктор медицины Якоб Мунтер Лобзенц позднее стал личным врачом Вэнса. – Примеч. авт. .

Грасси лежал на спине, облаченный в белоснежную пижаму из натурального шелка. Он был бледен, одна рука шарила по одеялу, словно под действием гиосцина. Слева на простыне расплылось кровавое пятно дюймов двенадцать в диаметре. Кровь измарала и пижамную куртку.

Глаза Грасси были закрыты, губы шевелились – итальянец бормотал что-то бессвязное. Левый рукав был оторван, на локтевом сгибе левой руки белела тугая повязка, впрочем, уже испачканная сочащейся кровью. Врач наконец закончил дело и поднялся.

– Боюсь, пока больше ничем ему помочь нельзя, мистер Маркхэм. Я немедленно вызову «Скорую», пусть его доставят в больницу.

– Благодарю вас, доктор, – сказал Маркхэм и обратился к Вэнсу: – Грасси ранен в левую руку. Доктор Лобзенц говорит, рана неопасная.

Вэнс пристально смотрел на бледное лицо итальянца. Не поднимая глаз, он спросил:

– Какие мышцы и сосуды повреждены?

– Задета двуглавая мышца, перерезаны сухожилия в локтевой ямке. Удар пришелся на медиальную подкожную вену и вызвал обильное кровотечение. К счастью, артерия не пострадала.

– Каким оружием, по вашему мнению, был нанесен удар? – продолжал Вэнс.

Доктор Лобзенц колебался:

– Рана рваная, странной формы. Ножом такую рану нанести невозможно. Скорее был использован инструмент наподобие толстого шила.

– Например, клинок с четырехгранным лезвием?

– Да, очень может быть. Я же говорю – края раны рваные, крови столько вытекло, что и контуров толком не разглядишь. Точнее можно будет сказать после тщательной промывки раны.