Артур Конан Дойль - Приключение с Львиной Гривой

Услышала про него моя старая экономка по тому таинственному беспроволочному телеграфу, по которому люди, ей подобные, узнают деревенские новости.

– Такая грустная история, сэр, про собачку мистера Макферсона, – сказала она как-то вечером.

Я не поощряю подобные разговоры, но ее слова привлекли мое внимание.

– Так что с собакой Макферсона?

– Да померла, сэр. Померла с горя.

– Кто вам это сказал?

– Так, сэр, все только об этом и говорят. Она померла. Ужасти, как тосковала. Неделю ничего не ела. А нынче два молодых джентльмена из «Фронтона» нашли ее сдохшую. Внизу на пляже, сэр, на том самом месте, где ее хозяин помер.

«На том самом месте». Слова эти сразу запечатлелись в моей памяти. Смутная убежденность, что это сугубо важно, шевельнулась в моем сознании. То, что собака умерла, соответствовало прекрасной преданной собачьей натуре. Но «на том же месте»? Почему этот пустынный пляж оказался для нее роковым? Возможно ли, что и она стала жертвой какой-то жестокой вендетты? Возможно ли…

Да, убежденность была смутной, но уже что-то складывалось у меня в уме. Через несколько минут я был на пути в «Фронтон», где нашел Стэкхерста у него в кабинете. По моей просьбе он послал за Сандбери и Блаунтом, теми двумя студентами, которые нашли собаку.

– Да, она лежала на самом краю лагуны, – сказал один. – Наверное, пошла по следу своего покойного хозяина.

Верный песик, эрдельтерьер, лежал на половичке в холле. Тельце окостенело, глаза выпучились, а ноги застыли в судороге. Все свидетельствовало о мучительной агонии.

Из «Фронтона» я направился вниз к заводи, облюбованной купальщиками. Солнце уже зашло, и тень, черная тень колоссального обрыва легла на воду, тускло поблескивающую, будто лист свинца. Нигде никого, только две морские птицы кружили и кричали вверху. В угасающем свете я кое-как различил следы собачки на песке вокруг того самого камня, на котором тогда лежало полотенце ее хозяина. Я долго стоял, размышляя, а тени вокруг все более сгущались. Мысли вихрем кружились у меня в голове. Вы знаете, как это бывает в кошмаре, когда чувствуешь, что ты ищешь неимоверно важный факт, что вот-вот узнаешь его, но он так и остается недостижимым. Вот что я ощущал в тот вечер, когда стоял в одиночестве на этом месте смерти. Наконец я повернулся и медленно пошел домой.

Я только-только поднялся к краю обрыва, когда меня внезапно осенило. Будто вспыхнула молния, и я вспомнил то, чего так настойчиво и тщетно искал в памяти. Вам известно – или Ватсон старался напрасно, – что я храню колоссальный запас всевозможных сведений, не приведенных ни в какую научную систему, но всегда наготове для нужд моей работы. Мой ум подобен кладовой, набитой коробками со всякой всячиной в таком изобилии, что я толком не помню их содержимого. Я знал, что там было что-то, возможно касающееся этого дела. По-прежнему смутное, но, по крайней мере, я знал, что искать. Это было чудовищным, невероятным и все же не исключалось. И я досконально это проверю.

В моем маленьком доме есть большой чердак, битком набитый книгами. Вот туда-то я устремился и более часа рылся в них. По завершении этого времени я спустился с серебристо-шоколадным томиком в руке. Нетерпеливо отыскал главу, о которой хранил смутное воспоминание. Да, это действительно было взятое с потолка и маловероятное предположение. Тем не менее я не мог успокоиться, пока не удостоверюсь, так ли это или не так. Был поздний час, когда я лег спать, с нетерпением ожидая завтрашних трудов.

Однако утро принесло досадную помеху. Я как раз допил раннюю утреннюю чашку чая и собрался пойти на пляж, когда меня посетил инспектор Бардл из полиции Сассекса – уравновешенный, солидный, бычьего склада человек с вдумчивыми глазами, которые смотрели на меня сейчас очень встревоженно.

– Мне известен ваш огромный опыт, сэр, – сказал он. – Это абсолютно неофициально, разумеется, и останется без упоминаний. Но с этим делом Макферсона я в полном тупике. Вопрос в том, следует ли мне произвести арест или нет.

– Мистера Йена Мэрдока, я полагаю?

– Да, сэр. Если подумать, ведь никого другого просто нет. В этом преимущество здешнего безлюдья. Наш выбор крайне невелик. Если не он, так кто?

– Что у вас есть против него?

Он прошелся по тем же бороздам, что и я. Характер Мэрдока и какая-то тайна, словно его окутывающая. Взрывы ярости, как в происшествии с собакой. Тот факт, что он ссорился с Макферсоном в прошлом, и есть причина полагать, что ему могли претить ухаживания того за мисс Беллами. Инспектор собрал все мои пункты, но лишь один сверх них. Мэрдок как будто занят приготовлениями к отъезду.

– В каком я окажусь положении, если позволю ему ускользнуть при стольких уликах против него?

Этот тяжеловесный флегматик был встревожен до чрезвычайности.

– Учтите, – сказал я, – все существенные пробелы в ваших уликах. На утро преступления у него, конечно, есть алиби. До последней минуты он был со своими учениками и всего через несколько минут после появления Макферсона подошел к нам сзади. Учтите также абсолютную невозможность того, чтобы он в одиночку мог так зверски расправиться с человеком, таким же сильным, как он сам. И, наконец, встает вопрос об орудии, которым были нанесены эти повреждения.

– Но ведь это могла быть только плетка-треххвостка либо бич, очень гибкий тонкий бич, не так ли?

– Вы осмотрели рубцы? – спросил я.

– Я их видел. Как и доктор.

– Но я исследовал их очень тщательно при помощи лупы. У них есть особенности.

– Какие, мистер Холмс?

Я подошел к моему бюро и достал увеличенную фотографию.

– Таков мой метод в подобных случаях, – объяснил я.

– Да, мистер Холмс, вы, бесспорно, на редкость дотошны.

– Иначе я вряд ли стал бы тем, кто я есть. А теперь давайте поглядим на этот рубец, опоясавший правое плечо. Вы не замечаете чего-либо необычного?

– Да нет.

– Но ведь совершенно очевидно, что он неравномерен по своей вздутости. Вот тут пятнышко крови, просочившейся из капилляра в мышечную ткань. И еще одно там. И такие же симптомы в другом рубце пониже, вот здесь. Что это может значить?

– Не представляю себе. А вы?

– Быть может, да, быть может, нет. Вскоре я смогу сказать побольше. Любая деталь, которая укажет, что именно могло оставить подобные рубцы, намного приблизит нас к изобличению преступника.

– Эта идея, возможно, абсурдна, – сказал инспектор. – Но если к спине была прижата раскаленная проволочная сетка, то эти выделяющиеся точки указывают места, где ячеи сплетались.

– Весьма остроумное уподобление. Или, скажем, очень жесткая девятихвостка с твердыми узелками.

– Черт возьми, мистер Холмс, думаю, вы попали в точку!

– Или, возможно, причина окажется совсем иной, мистер Бардл. Ваши улики слишком слабы для ареста. А кроме того, мы имеем эти последние слова – «львиная грива».