Патриция Вентворт - Возвращение странницы

Сидящая по другую сторону от него Анна с улыбкой ответила:

– Ну конечно. Отец Филиппа имел двух братьев. Дядя Томас – младший. Отец Перри был средним братом.

Эммелина продолжала:

– А какие у нас дети?

– Четыре мальчика. Полагаю, старшему около шестнадцати. Его зовут Том, а других – Амброз, Роджер и Джеймс.

– Мы называем его Джимом, – сказала Эммелина, и Анна засмеялась.

– Вы знаете, я думаю, подобного рода вещи нас никуда не приведут. Я имею в виду, если кто-то спросит меня, кто такая кузина Инес и я отвечу, что она сестра кузины Терезы, а их отец был двоюродным братом моего дедушки, – что ж, это попросту ничего нам не даст, потому что Филипп, судя по всему, думает, что я Энни Джойс, а Энни все это было бы известно так же хорошо, как и мне.

Все посмотрели на нее. Филипп – тоже. Казалось, она являла собой воплощенную откровенность: щеки ее чуть порозовели, губы освещала улыбка, левая рука с сапфиром принадлежавшего Анне кольца невесты, перекрывающего платиновое обручальное кольцо, небрежно лежала – или же, напротив, это было тщательно выверено? – на темной отполированной столешнице. Глаза женщин были устремлены на кольца.

– Совершенно верно, – сказала Инес, – все это никуда не годится, сплошная трата времени. – Ее светлые глаза злобно сверкнули на Эммелину. – Что нам требуется, так это здравый смысл. Почему Филипп считает, что она не Анна? Почему думает, что она Энни Джойс? Вот с чего мы должны начать.

Здравый смысл на сей раз облекся в крайне раздражающую форму. Голос Инес, ее стремительные взгляды, бросаемые на Эммелину, на Линделл, на Филиппа, были весьма враждебного свойства.

Мистер Кодрингтон принял безропотный вид.

– Быть может, Филипп ответит на это?

Филипп смотрел прямо перед собой, через голову Анны, на элегантный портрет Филиппа Джослина, который был пажом при дворе Вильгельма и Марии. Узкие белые бриджи и лимонного цвета плащ, небрежно спадающие на лоб очень светлые волосы. На портрете ему восемь лет. В двадцать восемь он погиб на дуэли из-за неверной жены. Ее портрет висел, сосланный, в углу, на втором этаже – множество красно-розовых оборок и темных, спускающихся на лоб локонов.

Филипп изложил свою историю, как излагал ее в салоне: падение Франции – Дюнкерк – отчаянная попытка вызволить Анну – ее смерть в ходе этой попытки. На всем протяжении рассказа его голос был крайне спокоен и лишен экспрессии. Он был очень бледен.

Когда он закончил, у Эммелины был наготове вопрос:

– Ты поехал, чтобы забрать Анну, и видел ее и Энни Джойс вместе. Насколько я знаю, никто никогда не видел Энни после того, как ей было пятнадцать лет… разве только Инес?

Мисс Джослин затрясла платиновой головой в несообразной легкомысленной шляпке.

– Я считала каприз Терезы смехотворным! Я говорила ей об этом, и ей это не нравилось. Людям очень редко нравится правда, но я положила за правило говорить то, что думаю. Я говорила это Терезе, и она со мной ссорилась. Никто не может сказать, что это моя вина. Мы встретились на свадьбы Анны, но не разговаривали. У Терезы был очень злопамятный характер. Что до Энни Джойс, я видела ее только раз, лет десять назад. Весьма неуклюжий, непривлекательный ребенок. Не было в ней ничего, что бы объясняло такую прихоть Терезы. Но если вы меня спросите, она делала это лишь затем, чтобы досадить семье.

Поскольку все за столом разделяли это мнение, ответных реплик не последовало.

Эммелина торопливо сказала:

– Пусть Филипп ответит на мой вопрос, Инес. Он видел Анну и Энни Джойс вместе – не так ли, Филипп?

– Да.

– В таком случае, насколько они были похожи? Вот что мы все хотим знать.

Филипп посмотрел на нее. Милли Армитедж подумала: «Он страшно напряжен. Это хуже, чем любые похороны, и это собирается продлиться не один час».

Затем прозвучал его лишенный эмоций голос:

– Боюсь, я не думал о сходстве. Было за полночь. Мне пришлось войти с тыльной стороны дома. Пьер проснулся и сходил за девушками. Вы говорите, я видел их вместе – мы находились в кухне при единственной свече. Я отослал их собираться. Послал Пьера за другими людьми. Девушки вернулись, и мы тут же тронулись в путь.

– Но ты все же видел их вместе, – настаивала Эммелина, – и должен был заметить сходство.

– Конечно, сходство было.

– Волосы Энни были темнее, чем у Анны, – сказала Инес Джослин. – Даже в пятнадцать лет, я уверена, они были темнее.

Эммелина бросила на нее выразительный взгляд.

– Волосы не всегда остаются одного цвета – не правда ли, Инес?

Лилла сдержала смешок, и слава богу! Эти ужасные платиновые локоны! Почему люди не могут позволить своим волосам седеть, когда приходит время? А потом вдруг ей расхотелось смеяться, и она подумала: «Это ужасно… они злые».

Филипп отвечал тетке Эммелине:

– У Энни Джойс на голове был повязан платок. Я не видел ее волос.

– Значит, ты не знаешь, насколько она походила на Анну с волосами до плеч – если именно так Анна тогда причесывалась.

Впервые подал голос Томас Джослин:

– Все это очень мучительно, но дело должно быть прояснено. Ты говоришь, что Анна умерла в лодке. Я так понимаю, что тебе потом пришлось формально ее опознать. А кто-нибудь еще ее опознал?

– Больше никого не просили.

– И ты был совершенно уверен, что женщина, которая умерла в лодке, – Анна?

– Совершенно уверен.

– Чтобы ввести тебя в заблуждение, потребовалось бы весьма примечательное сходство. Но, судя по первому впечатлению, это сходство, очевидно, существовало. Если это вернулась не Анна, то некто настолько на нее похожий, что Милли, Линделл и миссис Ремидж немедленно ее признали. Я должен сказать тебе, что и сам признал бы ее. Возможно, мы ошибаемся. Я не высказываю мнения, что это Анна, пока еще нет. Но разве ты, по крайней мере, не допускаешь возможности, что ошибся и что в лодке умерла Энни Джойс?

– То была Анна.

– Ты определенно думаешь, что Анна. Мне кажется, в отношении мертвого человека гораздо легче сделать ошибку, чем в отношении живого. На сходство сильно влияет прическа. Голова Энни Джойс была повязана платком. Если этот платок был снят, что весьма вероятно, не могло ли семейное сходство настолько возрасти, что ты принял Энни за Анну – особенно после смерти, когда индивидуальность и выражение лица исчезли и остались только общие черты?

Двое Джослинов смотрели друг на друга. Филипп всегда уважал рассудительность своего дяди.

– Я согласен, что это могло произойти, – задумчиво проговорил он. – Я не согласен, что это произошло.

Анна сделала быстрое спонтанное движение. Рука с кольцом легла на руку Томаса Джослина. Другую свою ладонь она выставила вперед в сторону Филиппа.