Патриция Вентворт - Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)

Джуди сделала поворот. Узкая дорога была обрамлена голыми деревьями, кроны которых смыкались над дорогой, образуя ее крышу. Сквозь затянутое облаками небо тускло светила луна. Мотор работал отлично, фары светили ярко – насколько позволяли законы об ослеплении. Джуди была хорошим водителем. До сих пор она вела машину автоматически. Она хорошо чувствовала автомобиль, и он послушно отвечал на все ее действия.

Лона между тем возобновила свой рассказ:

– Сейчас я расскажу тебе о Генри. Он собрался жениться на Лесли Фрейн только ради ее денег. И это после меня! Она не из тех женщин, в которых влюбляются, тут все дело именно в деньгах. Мы с Генри познакомились в Лондоне, где у меня был последний пациент. Когда я узнала, что в «Приюте пилигрима» нужна сиделка, я сразу согласилась. Впрочем, с моими рекомендациями они были готовы оторвать меня с руками. Представляешь, в каком положении оказался Генри? Его помолвка тогда еще была под вопросом, и ему следовало выбрать между Лесли и мной. Как ты думаешь, он выбрал Лесли? Я вас умоляю! Но потом, в феврале, он вдруг набрался духу и сообщил мне, что день свадьбы уже назначен… Здесь налево!

На развилке Джуди свернула на еще более узкую, извилистую дорожку.

Лона снова заговорила:

– Он приехал на свою свадьбу. Я отправила ему записку с просьбой прийти ко мне в комнату. Но он не пришел, вместо этого отправился к ней. Я слышала, как он поговорил с Роббинсом, а потом вышел из дома. Я побежала следом и догнала его у ворот конюшни. Генри сильно разозлился, но все же вернулся со мной назад, в дом. Мы вошли в столовую. Я сняла со стены один из ножей и сказала, что покончу с собой, если он не попрощается со мной по всем правилам. Он ответил, чтобы я не корчила из себя дуру. Я сделала вид, что вернула нож на место, но на самом деле положила его в карман. На мне был мой теплый китайский халат. Обычно у них нет карманов, но к этому я специально пришила карман, и нож очень хорошо там поместился. Я до самого конца в общем-то не собиралась убивать Генри. Если бы он был вежлив со мной, я бы, наверное, отпустила его, но он начал говорить, что Лесли Фрейн – соль земли и он станет ей хорошим мужем. Это решило исход дела. Я увела его в коридор, выходящий из столовой, и когда мы там оказались, вдруг воскликнула: «Ой, что это?» – будто мне что-то послышалось. Он отвернулся, чтобы посмотреть в указанном мной направлении, и я, достав из кармана нож, ударила его в спину. Это оказалось очень легко. Сейчас будет перекресток. Сверни направо и езжай по дорожке на другую сторону!

Джуди ощущала свое тошнотворное бессилие. Она могла только слушать и вести машину – и больше ничего. Казалось, она из реального мира внезапно попала в королевство какого-то жуткого ночного кошмара. Джуди не понимала ни куда они едут, ни чем все это закончится. В этом королевстве не было места ни закону, ни доброте, ни жалости, ни человечности, ни чувствам. Бал правило чудовищное эго – оно затмило собой все остальное.

Они миновали перекресток и начали подниматься вверх по склону холма до открытой пустоши, раскинувшейся под темным ночным небом. Лона Дэй продолжала безостановочно говорить. Иногда Джуди воспринимала ее слова просто как не связанные между собой звуки, но иногда слова связывались и образовывали картину: узкий переход за столовой – лифт с открытой дверью – лежащий в лифте мертвый Генри Клейтон, неподвижный и тяжелый – непомерно тяжелый – Лона, волочащая его по полу…

Голос за спиной произнес:

– Медсестер учат пользоваться лифтом, иначе я не смогла бы избавиться от трупа. Очень удобно, что в подвале под рукой оказалась тележка.

Тележка в подвале… Джуди содрогнулась, словно ощутив холод погреба. Мысли увели ее в сторону. Холод… До сих пор она не чувствовала своего тела, но теперь ощутила его – оно оцепенело и замерзло. Она была в домашней одежде и с каждой секундой оказывалась все дальше и дальше от дома, а ведь на улице стояла февральская ночь. Джуди старалась не слушать хвастовство Лоны о том, как она спрятала тело Клейтона в железный сундук и завалила его старой мебелью…

– Я заперла дверь и положила ключ в карман Генри, поэтому никто так и не догадался, что он вернулся домой.

Но слова, доходили они до Джуди или нет, продолжали рисовать в ее воображении страшные картины.

– Таким образом, никто ничего не заподозрил. Правда, теперь выяснилось, что неладное заподозрил Роббинс – из-за того, что его дочь – которую он объявил мертвой – притащилась к Генри, бесстыдная тварь! Похоже, она видела нас в столовой, но я догадалась об этом только сегодня. Но что бы ни думал Роббинс, о чем бы ни догадывался, он ненавидел Генри и держал язык за зубами. Все шло как нельзя лучше до тех пор, пока старый мистер Пилгрим не вздумал продать дом. Конечно, этого я допустить не могла. Я очень умно убрала старика. Даже если бы они обнаружили шип под седлом – а они его обнаружили, – они никогда бы не додумались, что это я его туда положила. Но и мне, конечно, повезло, потому что падение оказалось смертельным. Потом появился Роджер, и ему в голову вступила та же блажь – продать дом. У мужчин точно нет ума. Его тоже надо было убрать, но здесь мне повезло не так, как со старым мистером Пилгримом. Он, наверное, и правда был заколдован. Я дважды терпела неудачу, но в третий раз у меня все получилось как нельзя лучше. Я просто дождалась, когда мисс Фрейн спустилась с чердака, и забежала в комнату, где находился Роджер. Он выглядывал из окна и даже не обернулся, когда появилась я. Он подумал, что вернулась мисс Фрейн, и спросил: «Что случилось, Лесли?» Роджер так и не узнал, кто его толкнул. Естественно, когда нашли тело Генри, мне пришлось срочно принимать меры. В первую очередь подозрение должно было пасть на Роббинса, и я стала работать в этом направлении. Я сохранила бумажник Генри, потому что с самого начала понимала, что им можно будет воспользоваться в затруднительной ситуации. Узнав о предстоящем обыске, я побежала в комнату Роббинса и положила бумажник в нижний ящик комода. Однако потом произошло то, что могло легко меня погубить, но все обошлось. Признаюсь, это доставило мне большое удовольствие. Любой человек может планировать свои действия, если у него масса времени, но наша подлинная сущность проявляется в умении реагировать на экстренные ситуации. Когда пришел Роббинс и сообщил, что ему надо поговорить с капитаном Пилгримом, я сразу поняла: дело приняло дурной оборот. Я вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Он сказал: «Слушай, я больше не буду молчать. Той ночью ты была в столовой с мистером Генри. Тебя видела моя дочь Мэйбл». Я ответила: «Твоя дочь Мэйбл мертва», но он возразил: «О нет, она жива, и стоит мне сказать ей хоть слово, как она приедет и опишет, что видела и слышала. У меня нет оснований любить мистера Генри, и я до поры до времени молчал, но я не собираюсь отправляться из-за него на виселицу, вот так-то. Я даю тебе время до ужина – чтоб ты убралась подобру-поздорову. Это самое большее, на что я могу пойти, да и это-то, пожалуй, слишком». Он повернулся и вышел на лестницу. Я дала ему пару минут, потом скинула туфли и последовала за ним. В его комнате шел обыск. Я приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Полицейские вытащили из комода все ящики, а на груде старых газет лежал бумажник Генри. Полицейские меня не видели, они возились в вещах, повернувшись ко мне спиной. Я решила, что будет неплохо запереть их. Я вытащила ключ из замочной скважины – это было делом одной секунды – и заперла их на замок. Потом вошла в соседнюю комнату. Там, высунувшись из открытого окна, стоял Роббинс. Я сразу поняла, в чем дело, – он пытался подслушать, о чем говорят полицейские, обыскивавшие его комнату.