Патриция Вентворт - Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)

От окна к кровати неслышно подошла мисс Дэй и примирительно произнесла:

– Вы слишком много говорите, дорогая, это очень утомительно для вас.

Слова мисс Дэй пришлись совсем некстати. Ответ был едким и оскорбительным:

– Думаю, что вам лучше наведаться к Джерому и узнать, не нужно ли ему чего-нибудь. Потом можете вернуться.

Марч мысленно даже пожалел сиделку, но она, наверное, привыкла к такому обхождению. Ну и жизнь!

Мисс Дэй вышла из комнаты, и Рэндалл спросил:

– Сделка рассыпалась после смерти вашего брата?

Мисс Джанетта испустила следующий вздох.

– Да. Я вижу в этом руку Провидения. Конечно, его смерть была ужасным несчастьем, но он был очень нездоров, и, умерев, он не узнал о смерти Роджера, бедного Джека, а теперь еще и Генри.

Мисс Джанетта поднесла к глазам кружевной платок.

Марч был готов рискнуть последней монетой в кармане, побившись об заклад, что это был чисто ритуальный жест.

– Да, – сказал он вслух. – Но Роджер тоже был готов продать имение, не правда ли?

Мисс Джанетта вспыхнула до корней волос, из-за чего, в сочетании с румянами, ее лицо приняло не вполне естественный оттенок.

– И посмотрите, что из этого вышло! – сказала она.

– Моя дорогая мисс Пилгрим…

Она снова энергично тряхнула кудрями:

– Я полагаю, что вы не верите в такие вещи, но я верю. Мой брат хотел продать дом и умер. Роджер тоже хотел продать и тоже умер. Об этом есть стихи, они выбиты на каминной доске в холле:

– Да, я видел эти стихи, – сухо ответил Марч. – Тем не менее Генри Клейтон не продавал дом, не так ли? Как можно объяснить его смерть?

Всю живость мисс Джанетты сняло как рукой. Глаза ее потускнели.

– Не знаю, но мой брат попытался продать дом – и это повлекло за собой несчастье, и мы не знаем, кто станет следующим. Вы можете не верить в такие вещи, но я убеждена в их истинности. Если Джером попытается продать имение, с ним тоже что-нибудь случится.

– Я так не думаю, – мрачно произнес Марч.

– В «Приюте пилигрима» всегда должен жить Пилгрим, – упрямо возразила мисс Джанетта.

Ничего более ценного Рэндаллу от нее добиться не удалось. Она, правда, помнила тот вечер, когда исчез ее племянник Генри. В тот день она была сильно утомлена большим семейным вечером и ушла к себе в половине десятого. Но ей не спалось – как и всегда, она мучилась страшной бессонницей.

– Ваши окна выходят на улицу. Мисс Пилгрим, вы не слышали, как Клейтон выходил из дома?

Выяснилось, что она не слышала ровным счетом ничего.

– Я очень чувствительна к холоду и по совету доктора Дэйли всегда держу окна закрытыми.

Марч не мог избавиться от ощущения, что бессонница мисс Джанетты существовала лишь в ее воображении. Ни один человек, находящийся в этой комнате, просто не мог не услышать – если он не спал, – как открывается входная дверь.

Потом Рэндалл спустился вниз и продолжил дознание.

Мисс Колумба понесла свое упавшее настроение в сад. Ей и в самом деле было очень тяжело на душе. Какое же было облегчение сажать в ряды ямок горох под неодобрительным взглядом Пелла. Он укладывал горошины в ямки, засыпал их рыхлой землей и разравнивал. Пелла до глубины души возмущало, что мисс Колумба проделывает лунку средним пальцем, делая отдельную ямку для каждой горошины. То, что ее грядки всегда выглядели лучше, чем его, вызывало у него приступ застарелой болезненной зависти, из-за которой он постоянно жаловался Уильяму на «этих баб».

– Господь не назначал бабам возделывать землю. Землю пахал Адам, а не эта вертихвостка Ева. Дети и готовка – вот, чем должно заниматься все это бабье, – убежденно говорил Пелл. – Ходить в штанах и делать мужскую работу – это грех перед Господом, и никуда от этого не денешься.

Тяжесть, давившая на сердце мисс Колумбы, стала легче, когда она принялась сажать горох. В доме все ее жалели. Все, за исключением Джанетты, которая всегда думала только о себе. Даже Роббинс жалел, хотя в этом она не была уверена. Чужая душа потемки. Роббинс – как дерево, вся его сущность в корнях и скрыта от глаз. Она вспомнила яблоню своего детства, которая никогда не цвела и не плодоносила. Отец вырыл ее из земли. Шесть футов спутанных корней уходили вниз и продолжались дальше, в неведомую глубину, в потемки, мрак. Яблоню пересадили, положив на дно ямы большой плоский камень. После этого она начала цвести.

Раздался голос Пелла, который до этого что-то невразумительно ворчал, сея горох:

– Внученька моя пожаловала домой.

Мисс Колумба ловко проделала пальцем лунку и опустила туда горошину.

– Какая из них?

– Мэгги. Приехала покрасоваться в форме. Как-то это неправильно, скажу я вам.

– Она приехала в отпуск?

Пелл откашлялся.

– Задавака. Называет себя капралом – подумать только, аж две нашивки на рукаве. Искушение это перед лицом Господа, вот что я вам скажу.

Мисс Колумба посадила следующую горошину.

– Мэгги – хорошая девушка.

– Была хорошая, да вся вышла. Губы красит.

– Все девушки красят губы.

Пелл хрипло рассмеялся:

– Как Иезавель! Что только из нее выйдет? Скажите мне!

Мисс Колумба проделала еще две лунки, опустила в них горошины и изрекла тоном, не терпящим возражений:

– Мэгги – хорошая девушка.

Эта перебранка – странное дело – окончательно успокоила мисс Колумбу: «Пелл меня не жалеет. Если бы вся семья сейчас лежала мертвой, он остался бы таким же ворчливым и несговорчивым, каким был всегда. Такие вещи поддерживают, укрепляют в привычном мире – мире нормальных неприятностей: северо-восточного ветра, майских заморозков, града, сквозняка, зеленых мух, глистов и Пелла. Эти неприятности придают жизни устойчивость. Вот убийство – это ненормальная вещь. Это что-то, не поддающееся контролю. Что-то из области безумия и ночных кошмаров. Вывертывание мира наизнанку. Страшное действо. Убиение. Не надо думать о нем. Сажай горох. Он пустит корни, расцветет, принесет плоды, исчезнет и вернется в землю удобрением. Это естественно, а убийство не естественно. Не думай о нем. Думай о Пелле. Думай о Мэгги».

Она положила в землю еще одну горошину и сказала:

– Мне очень хочется увидеть Мэгги. Скажите ей, чтобы она зашла ко мне.

Марч пришел к предварительным выводам расследования после обеда. Мисс Сильвер уютно устроилась на маленьком стуле без подлокотников – они мешают вязать, а Фрэнк Эббот непринужденно уселся на ручку большого, обитого кожей кресла с таким видом, словно никогда в жизни не работал, что было очевидной неправдой, так как под правой рукой Марча лежала увесистая стопка отпечатанных им листков.