Агата Кристи - Смерть лорда Эджвера. Загадка Рэд Хауза. Убийца, ваш выход!

Вы удивитесь, но моя красота совершенно не пострадала. Несмотря на этот ужасный суд и все мерзости, которые тот человек, который сидел напротив, говорил про меня.

Я побледнела и похудела, но мне это идет. Тут все говорят, что я очень храбрая. Сейчас, по-моему, перестали вешать на площади? Жаль.

Я уверена, что таких убийц, как я, еще никогда не было.

Наверное, мне пора с вами попрощаться. Это очень странно. Мне кажется, я чего-то не понимаю. Завтра ко мне придет священник.

Простившая вас (потому что я должна прощать своих врагов, правда?)

Сильвия Уилкинсон.

Как вы думаете, мою статую выставят в Музее мадам Тюссо?

Сонливо-жаркие часы послеполуденного отдыха в Рэд Хаузе. С цветочных клумб доносится ленивое жужжание пчел, на верхушках вязов нежно воркуют голуби. Откуда-то издалека едва слышен стрекот газонокосилки — самый убаюкивающий из всех сельских звуков: так приятно отдыхать, когда кто-то работает.

В этот час даже те, в чьи обязанности входят заботы об отдыхе других, могут позволить себе расслабиться. В комнате экономки хорошенькая горничная Одри Стивенс уже не в первый раз примеряла свою лучшую шляпку, между делом болтая со своей тетушкой — поварихой и экономкой холостяцкого дома мистера Марка Эблета.

— Это для Джо? — спросила миссис Стивенс, глазами указывая на шляпку.

Одри кивнула. Она вытащила изо рта булавку, разыскала на шляпке предназначенное для нее место и сказала:

— Он любит розовые тона.

— Не могу сказать, чтобы я сама их не любила, — заметила тетушка. — Джо Тернер не исключение.

— Этот цвет не для всех, — сказала Одри, держа шляпку на вытянутых руках и рассматривая ее со стороны. — Правда, стильно?

— Да, тебе это пойдет в самый раз, да и мне бы пошло, когда я была твоих лет. Сейчас-то уже немного не по возрасту, хотя одеваюсь я, кажется, не хуже других. Но я не из тех, кто невесть что на себя напяливает. Если мне пятьдесят пять, говорю я, пусть будет пятьдесят пять.

— А разве не пятьдесят восемь, тетенька?

— Ну, это я для примера сказала, — ответила миссис Стивенс с большим достоинством.

Одри продела нитку в иголку, вытянула вперед руку, придирчиво осмотрела свои ногти и только после этого начала шить.

— Странно все это с братом мистера Марка. Представь, пятнадцать лет не видеться с собственным братом! — Она застенчиво захихикала и продолжила, — интересно, вот если бы мы с Джо не виделись пятнадцать лет.

— Я уже сказала сегодня утром, — заметила тетя, — я в этом доме пять лет, и ни разу не слышала ни про какого брата. Могу это подтвердить на исповеди и хоть на Библии поклясться: пока я здесь, никакого брата не было.

— Я чуть не умерла от удивления, когда он заговорил о нем сегодня за завтраком. Я, конечно, не слышала, о чем шла речь сначала, но все говорили только о брате, когда я вошла, — с чем бишь я вошла? — с горячим молоком или с тостами? — в общем, все они говорили, а мистер Марк повернулся ко мне и сказал — знаешь, как он всегда делает: «Стивенс, — сказал он, — сегодня ко мне в гости приезжает брат. Я его жду часам к трем». Так и сказал. «Да, сэр», — сказала я совершенно спокойно, хотя я в жизни не была так удивлена. Ведь я-то знаю, что нет у него никакого брата. Ах да, совсем забыла: «Мой брат из Австралии», — вот как он сказал. Из Австралии.

— Что ж, может он когда и был в Австралии, — начала миссис Стивенс тоном прокурора. — Чего не знаю, того не знаю. Но одно я знаю точно: здесь его никогда не было. По крайней мере, пока я здесь, то есть последние пять лет.

— Но тетенька, его здесь не было все пятнадцать лет. Я слышала, как мистер Марк говорил мистеру Кейли: «Пятнадцать лет», — говорил он. Мистер Кейли сам спрашивал его, когда, мол, ваш брат последний раз был в Англии. Мистер Кейли об этом брате знает, я сама слышала, как он мистеру Беверли об этом говорил, а вот когда этот брат в Англии был, этого мистер Кейли не знает, понимаешь? Потому мистера Марка и спросил.

— Про пятнадцать лет ничего не скажу, Одри. Я говорю только о том, за что сама могу поручиться. На Троицу будет пять лет, как я здесь. Поклясться могу, что ноги его не было в этом доме за пять лет с Троицына дня. А если он и жил в Австралии, как ты говоришь, то, значит на то свои причины.

— Какие причины? — весело спросила Одри.

— Неважно, какие. Раз уж я тебе вместо матери, царство ей небесное, то и говорю: коли джентльмен уезжает в Австралию, значит, на то есть свои причины. И коли он живет там пятнадцать лет, как говорит мистер Марк, а за пять-то лет я сама ручаюсь, значит, на это тоже есть свои причины. Хорошо воспитанная девушка не должна спрашивать, какие.

— Неприятности, наверное, — беззаботно заметила Одри. — Хозяева говорили за завтраком, что этот брат, мол, ужасный тип. Долги. Хорошо, что Джо не такой. У него пятнадцать фунтов в банке, что у почты. Я тебе говорила?

Но в этот день им не пришлось больше говорить о Джо Тернере. Звонок колокольчика поднял Одри на ноги. Вернее, уже не Одри, а горничную по фамилии Стивенс. Она торопливо надела перед зеркалом чепец.

— С парадного звонят, — установила она. — Значит, он. «Проводи его в мой кабинет», — так мистер Марк распорядился. Я думаю, он не хочет, чтобы другие леди и джентльмены его увидели. Но они сейчас все в гольф играют. Интересно, он у нас останется? Может, он привез из Австралии кучу золота. Вообще-то, я слышала, в Австралии есть золото. Так что, может, кто и добывает его там, но мы с Джо…

— Поскорее, Одри.

— Иду, дорогая.

Каждого, кто под августовским солнцем подходил по дорожке к входу, распахнутая дверь Рэд Хауза приглашала в гостеприимный холл, от одного вида которого гостя сразу обдавало приятной прохладой. Просторный холл был перекрыт низкими дубовыми балками, стены покрашены кремовой краской, на окнах с ромбовидными переплетами висели голубые шторы. По обе стороны шли двери в жилые комнаты, а прямо на вас, если вы вошли через парадный вход, весело смотрели окна, выходившие в небольшой ухоженный сад с ровной зеленью газонов. Когда окна были распахнуты, по холлу гулял легкий сквознячок. Направо от входной двери взбегала лестница с удобными низкими ступенями, она поворачивала налево и приводила вас на галерею, по которой, снова пройдя над холлом, вы попадали прямо, в вашу спальню. В вашу, если вы собирались остаться ночевать. Намерения же мистера Роберта Эблета на сей счет были пока неизвестны.

Выйдя в холл, Одри слегка вздрогнула, заметив мистера Кейли, который тихонько примостился в кресле возле окна и читал, хотя, собственно, почему бы ему там не сидеть: сегодня в холле намного прохладнее, чем на площадке для игры в гольф. Но в этот час дом казался совершенно покинутым, будто все гости ушли в парк или — что было бы самым разумным — спали наверху в своих комнатах. Мистер Кейли, кузен хозяина, был здесь сейчас как-то неуместен; Одри слегка вскрикнула от удивления и, покраснев, сказала: