Агата Кристи - Встреча в Багдаде [= Багдадская встреча] [= Багдадские встречи]

— Меня зовут Эдвард, — представился он. — А вас?

— Виктория.

— Как вокзал?

— Как королеву!

— Ну, если хотите!.. А дальше как?

— Джонс.

— Стало быть, Виктория Джонс…

Молодой человек дважды повторил это имя, а потом скривился.

— Как-то одно к другому не очень подходит…

— И я так думаю! — с жаром воскликнула Виктория. — Дженни подошло бы гораздо больше. Дженни Джонс звучит просто прекрасно, а для Виктории фамилия должна быть поаристократичнее. Виктория Саквиль-Вест, вот это было бы подходяще! А Виктория Джонс и впрямь звучит так себе…

— Вы могли бы подобрать себе другое имя…

— Керисбрук Джонс…

— Бедфорд Джонс…

— Лонсдейл Джонс…

Забава могла бы затянуться надолго, но, взглянув на часы, молодой человек чертыхнулся и проговорил:

— Любимый шеф уже ждет не дождется меня. А у вас как на этот счет?

— Я безработная. Уволили буквально пару часов назад.

— Ох, как жаль…

Судя по голосу, сказано это было искренне.

— Не переживайте! — ответила Виктория. — Сама-то я восприняла это вполне спокойно. Во-первых, работу я скоро найду, а во-вторых, я по крайней мере позабавилась вдоволь!

Рассказывая о том, как все произошло, Виктория вновь спародировала миссис Грингольц — теперь уже, правда, для одного-единственного слушателя. Эдвард хохотал до слез и, когда Виктория закончила, убежденно заявил, что ей следовало бы стать артисткой. Она с улыбкой признательности выслушала комплимент, но тут же заметила своему новому другу, что время идет и, продолжая болтать с нею, он сам рискует вскоре оказаться на мели.

— Верно, — согласился он. — А мне подыскать новую работу будет труднее, чем вам!.. Для хорошей машинистки это ведь не проблема, — добавил он с ноткой зависти.

— Хорошей меня, честно говоря, никак не назовешь, но, слава богу, сейчас берут и плохих. Платят, конечно, поменьше, но жить все — таки можно, а это главное! А вы кто по профессии? Держу пари, что воевали и были, скорее всего, летчиком!

— Угадали!

— Истребитель?

— Совершенно верно. После демобилизации на работу меня устроили… Жаль только, не спросили, подходит ли она мне! В армии шевелить мозгами приходится не так уж часто… Зато здесь… Отчеты, цифры… Короче говоря, все пошло через пень — колоду и, в конечном счете, я пришел к выводу, что ничего путного из меня не получится.

Виктория открыла было рот, чтобы запротестовать, но молодой человек продолжал:

— Не по мне все это, вот в чем суть! На войне все было совсем по другому! Там я не в последних ходил… Даже Крест за боевые заслуги получил… А сейчас дело дрянь! Сам чувствую, что превращаюсь в выжатую тряпку.

— Но ведь должен быть какой-то…

Виктория не закончила фразу. Она не находила подходящих слов, хотя четко понимала, что ей хочется сказать. Она не могла поверить, что в послевоенном мире нельзя найти применения тем качествам, которые принесли человеку, обладавшему ими, такую высокую награду, как Крест за боевые заслуги.

— Унизительно, знаете ли, чувствовать себя неудачником… Однако, что поделаешь?.. — проговорил Эдвард. — Ладно, мне и впрямь пора бежать… Вы не сочтете… ну, дерзостью… если…

На этот раз фразу не докончил уже молодой человек. Запнувшись и покраснев, он открыл фотоаппарат, который Виктория только сейчас — и не без некоторого, надо сказать, удивления — заметила у него.

— Я хотел бы сфотографировать вас, — выдавил наконец из себя молодой человек. — Понимаете, завтра уезжаю в Багдад и…

— В Багдад? — разочарованно переспросила Виктория.

— Да. Сейчас я уже, кажется, начинаю жалеть об этом… Еще утром, однако, я только и мечтал покинуть Англию, так что без раздумий принял предложение.

— Что же вам предложили?

— Должность… Не бог весть какую привлекательную, но выбирать-то не приходится… Мой шеф, доктор Ратбон, это ученый муж с массой разных степеней и званий, который одержим одной лишь страстью — распространять интеллектуальные, как он их называет, ценности. Создал сеть библиотек в разных забытых богом уголках мира… а теперь едет, чтобы открыть еще одну — в Багдаде. По его заказу Шекспира и Милтона перевели на арабский, турецкий, персидский, армянский и еще какие-то там языки… а он, стало быть, распространяет их… Идея забавная, но именно она обеспечила ему финансовую поддержку… Мне, впрочем, жаловаться грех, раз это помогло мне получить работу.

— Какую же, собственно говоря?

— Господи, что-то среднее между доверенным лицом и мальчиком на побегушках. Занимаюсь билетами, паспортами, слежу, чтобы не пропал багаж, мечусь, как ошпаренный, и закончив, все начинаю сначала. Думаю, что и в Багдаде все будет точно так же. Как видите, веселого мало!

У Виктории язык не повернулся утверждать обратное.

— Давайте, — проговорил, возвращаясь к фотоаппарату, Эдвард, — сделаем два снимка… Один в профиль, а другой анфас…

Викторию не надо было долго уговаривать.

— Отлично! — проговорил, сделав снимки, Эдвард и, укладывая аппарат в футляр, добавил:

— Просто идиотизм, что приходится уезжать как раз сейчас, когда я познакомился с вами! Еще немного, и я решился бы остаться, но подвести человека в последний момент выглядело бы просто некрасиво… Так ведь?

— Конечно. К тому же, быть может, поездка окажется гораздо более приятной, чем вы ожидаете…

Он покачал головой.

— Сомневаюсь. Странно, но иногда мне кажется, что в этом деле не все чисто…

— Вот как?

— Не спрашивайте, откуда у меня такое впечатление! Я и сам не знаю, но, тем не менее, буду чертовски удивлен, если ошибусь.

— Вы не доверяете этому… как его… Ратбон>?

— Ну, что вы! Это почтенная особа, член не знаю уж скольких научных обществ и, вообще, добрая душа!.. Ладно, там видно будет!.. Как бы то ни было, я поеду! Жаль, что не вместе с вами!

— Мне тоже…

— А вы чем займетесь здесь?

— Буду искать работу, черт возьми! Прежде всего попробую через агентство «Сент-Гилдрик» на Гоуэр Стрит.

— Что ж… до свиданья, Виктория!

— До свиданья, Эдвард! Желаю удачи!

— Вы, конечно, больше никогда и не вспомните обо мне…

— Вот тут вы ошибаетесь!

— Вы так непохожи на всех девушек, которых мне приходилось встречать. Я хотел бы…

Часы на башне пробили половину.

— Черт! И впрямь надо бежать! — вскрикнул молодой человек.

Виктория проводила его взглядом, а затем, усевшись поудобнее, вновь задумалась. Думала она о Ромео и Джульетте. Прославленные влюбленные выражались, конечно, более изысканным языком, чем Эдвард и Виктория, но несчастны были ничуть не менее. В ее памяти всплыла незатейливая песенка, которую она слышала еще, кажется, от своей старушки — няни: