Рональд Нокс - Убийство на виадуке. Три вентиля (сборник)

– Но послушайте, что за игру ведет этот человек? Зачем ему понадобилось сначала уносить вещь, а потом возвращать ее на прежнее место?

– Дорогой мой Ривз, вам не следовало присутствовать на похоронах – это зрелище оказало угнетающее воздействие на ваш интеллект. Зашифрованное письмо унесли сегодня утром, когда оно могло бы вам пригодиться, – подозреваю, это сделал тот, кто видел, как я разглядываю его, и понял, что это важный документ. А потом по чистой случайности выяснилось, что письмо вам ни к чему – вы и без него сумели прочитать зашифрованное сообщение. Я догадался, что будет дальше: если мы покинем вашу комнату, бесполезный зашифрованный документ вернут на прежнее место. Так и вышло. Гипотеза превратилась в достоверный факт.

– Боже мой! – воскликнул Ривз, шагая туда-сюда по комнате. – И что же теперь нам делать?

– Прежде всего – не распространяться о наших намерениях. По мере возможности я не стал бы обсуждать их даже с Мерриэттом – он, видите ли, недогадлив, а поболтать любит, поэтому все, что вы скажете ему, может стать известным кому угодно. Гордон – другое дело, при нем говорить можно. Следующий шаг очевиден. Мы должны подстроить некую ловушку и поймать его с поличным.

– Вы имеете в виду убийцу?

– Не обязательно убийцу. Человека, который следит за нами; возможно, он и не убийца вовсе.

– И как же вы предлагаете поймать его?

– Предлагаю двоим из нас – предпочтительно вам с Гордоном, я слишком уж люблю поспать – сегодня ночью покараулить под дверью. Вместе с тем мы должны так распалить любопытство вашего гостя, чтобы вызвать у него желание наведаться в вашу комнату и провести в ней поиски. Предлагаю повесить объявление – разумеется, с разрешения секретаря, – в котором сообщить, что у вас есть одна-две книги Бразерхуда, а также вещи, которые вы хотели бы отдать на память тем, кому он был дорог, просьба обращаться к вам завтра. А теперь пойдемте выпьем чаю.

– Но у меня же нет никаких вещей Бразерхуда! – возразил Ривз, пока они спускались в столовую.

– Вот именно. И память Бразерхуда никто в грош не ставит. Вместе с тем есть немалая вероятность, что неизвестный джентльмен пожелает узнать, что же все-таки у вас есть, и явится к вам в комнаты с ночным визитом. Если вы заметите кого-нибудь, можете неожиданно накинуться на него и поймать. Если никто так и не появится, на вашем месте в час ночи я бы отдался сновидениям. Обидно отказываться от возможности поспать.

– В таком случае мы поработаем на совесть. Сегодня вечером я куда-нибудь уйду и вернусь с саквояжем, словно сходил за вещами домой к Бразерхуду.

– Неплохая мысль. Минутку, мне надо отойти к юному Ван Берену за жевательной резинкой.

– Кармайкл, – заговорил Ривз, когда его собеседник вернулся, – в последнее время вы часто удивляете нас, но об одном я даже не догадывался и вообразить себе не мог, что вы жуете резинку.

– А я и не жую, – отозвался Кармайкл и больше на подобные вопросы не отвечал. Впрочем, и Ривзу не представилось шанса задать их, так как подошел Мерриэтт и подсел к ним. – Это правда? – спросил у него Кармайкл. – Что Бразерхуд – первый член гольф-клуба, похороненный здесь?

– Правда. Был, конечно, еще Перри, который умер здесь, но похоронили его в Лондоне. Владельцы Отвила, которые на протяжении последних двух столетий устраивали себе здесь пышные похороны, удивлены, должно быть, тем, что пришлось потесниться и дать место постороннему.

– Двух столетий? А почему не трех? – спросил Ривз.

– Просто, видите ли, Отвилы были католиками – вплоть до правления Якова II. Говорят, комната, которой мы ныне пользуемся как бильярдной, одно время служила часовней. И кажется, Отвилов не хоронили здесь до времен королевы Анны.

– Вот как, Мерриэтт? – переспросил Кармайкл. – Очень интересно. Видимо, они умирали за границей, поскольку в Англии законным считался только протестантский обряд погребения. Вы не замечали, как мало образцов архитектуры раннего Ренессанса можно увидеть в английских деревнях? Вот, по-моему, еще одно свидетельство живучести католицизма. Разумеется, тут не обошлось и без пуританства, но если вспомнить, какую тягу к архитектуре принес Ренессанс, мы видели бы его наследие чаще, если бы лодианская вера упрочила свое положение.

– Судя по приходской книге записей, Отвилы были ревностными диссидентами и доставляли немало неприятностей моим предшественникам. Кроме того, в округе они занимали видное положение еще до того, как построили большой дом, – в то время они жили во вдовьем доме.

Гордона ознакомили с программой на вечер лишь после ужина; свою роль он согласился сыграть с недовольной миной, но с приятным внутренним возбуждением. Он пообещал зарядить револьвер впервые с тех пор, как расстрелял последние патроны в ноябре 1918 года. Напротив комнат Ривза, дверь в дверь, располагалась маленькая, никем не занятая комнатушка; обычно ее дверь оставалась приоткрытой, и вероятность, что ее вдруг займет без спросу какой-нибудь нежданный гость, была невелика. Гордон и Ривз тихонько прокрались в комнатушку в двенадцать часов и просидели в полной темноте до часу ночи. Они молили разрешить им сыграть в безик при свете электрического фонарика, но Кармайкл был непреклонен. Даже перешептываться им разрешили лишь в случае крайней необходимости, курить им было строжайше запрещено. До двенадцати они играли в бридж в комнате Ривза, в компании Мерриэтта, а потом разошлись, хотя Кармайкл настоял на своем желании задержаться ненадолго, пока Ривз и Гордон выходили и делали вид, что готовятся ко сну, – «на всякий случай, – как сказал Кармайкл, – если наш визитер решит явиться пораньше».

Поразительно, как много всего можно услышать даже в загородном доме, если просидеть, насторожившись, в темноте примерно час. Через Пастон-Отвил со свистом пролетали скорые поезда; один товарняк миновал ближайшие семафоры лишь после нескольких остановок, каждая из которых сопровождалась неоднократным повторением мелодичных «звяк-звяк», с которыми товарные вагоны сталкиваются друг с другом. Где-то за домами завыла собака в приступе тоски; кошки вели еженощную повесть о любви и ненависти. Где-то далеко на решетку камина сыпался уголь, периодически неестественно громко потрескивало дерево. Но ни разу в коридоре не послышались шаги, ни разу рука не коснулась двери комнаты напротив. Оба стража устали сидеть неподвижно и изнемогли к тому моменту, как часы на колокольне старой конюшни пробили час ночи, отпуская обоих спать.

– Слушайте, – прошептал Ривз, – почему бы нам не зайти ко мне и не выпить виски с содовой на сон грядущий?

– М-да? – отозвался Гордон. – А разве Кармайкл не говорил вам? Нам ни в коем случае нельзя входить в вашу гостиную.