Дэн Симмонс - Пятое сердце

Он встал, чтобы уйти, но не сумел отыскать даже дорогу к лестнице. Мисс Миллер спросила, к какому выходу из Капитолия он хотел бы попасть.

– К главному… парадному… входу, наверное, – ответил Джеймс.

– Замечательно, – сказала любезная мисс Миллер. – Мы увидим часть настоящего Капитолия.

Она была его Вергилием на протяжении нескольких лестничных пролетов, заставленных вдоль перил и стен стопками книг, затем – длинных высоких загроможденных коридоров, которые наконец вывели под мраморные своды и величественный купол Капитолия Соединенных Штатов Америки. Генри Джеймса поразили не столько колоссальные римские размеры здания, сколько его почти греческая строгая белизна. И свет раннего вечера так красиво ложился на белый мрамор.

Под высоким портиком между высокими колоннами, обрамляющими вид на президентскую резиденцию менее чем в миле от Капитолия, Джеймс повернулся к библиотекарше:

– Еще раз должен со всей искренностью поблагодарить вас, мисс Миллер, за неоценимую помощь в моем маленьком исследовании.

Он приподнял шляпу и двинулся вниз по лестнице, но остановился и обернулся, услышав свое имя.

– Мистер Джеймс, у меня… – проговорила мисс Миллер, краснея и стискивая руки, – у меня, скорее всего, не будет другой возможности, и надеюсь, вы не сочтете дерзостью, если я воспользуюсь случаем поблагодарить вас за чудесный и мудрый роман о женской душе.

«„Дейзи Миллер“? – подумал Джеймс. – Бедняжке еще так много предстоит узнать о жизни». Сам он определенно очень плохо знал жизнь в те давние годы, когда написал эту популярную, но пустую безделушку.

– Спасибо, мисс Миллер, – вкрадчиво произнес он. – Но одноименная повесть бледнеет в сравнении с красотой и умом своей тезки.

– Одноименная, – повторила мисс Миллер и покраснела еще гуще. – Нет, мистер Джеймс… я не имела в виду вашу повесть «Дейзи Миллер». Она вполне занимательна, но не более. Нет, я говорила о вашем потрясающем «Женском портрете».

– А… очень приятно, спасибо, – процедил Джеймс, еще раз приподнял шляпу, слегка поклонился и, стуча зонтиком, пошел вниз по широким белым ступеням. «„Вполне занимательна, но не более“? Что эта высушенная старая дева о себе возомнила?»

Был уже ранний вечер. Джеймс не хотел возвращаться к Хэям прямо сейчас и принялся искать в окрестностях Капитолия место, где можно перекусить. Он надеялся на бистро или ресторанчик, но нашел лишь кафетерий – рассчитанный, видимо, на государственных служащих, которые в короткий перерыв не успевают съесть полноценный ленч. Тут подавали только самые простые сэндвичи и чуть теплый кофе. Однако в этот час тут были свободные столики на улице, и Джеймс порадовался случаю посидеть в тени, выпить кофе и подумать о том, что увидел и узнал в Библиотеке Конгресса.

До сегодняшнего дня Джеймс намеревался проститься с Хэями, желательно до возвращения Генри Адамса, и вернуться в Лондон. Какая бы волна отчаяния ни погнала его в Париж и на берег Сены, она уже спала, рассеялась, и теперь он хотел одного – выпутаться из липкой паутины обманов и вымышленных личин, в которую затащил его человек, именующий себя Холмсом.

Однако теперь писатель знал наверняка, что Холмс – кто бы ни скрывался под этим именем – солгал ему, сказав, будто измыслил профессора Мориарти с единственной целью – «погибнуть» вместе в Рейхенбахском водопаде. Он, Джеймс, видел фотографию настоящего Мориарти и на карточке из внутреннего кармана пиджака, и в европейском журнале математики и астрономической физики. Теперь он был преисполнен мрачной решимости оставаться с друзьями, с Хэями и Генри Адамсом, пока «Шерлока Холмса», мошенника и лжеца, не выведут на чистую воду.

Укрепившись в новом намерении, Джеймс прежней живописной дорогой вернулся на Лафайет-сквер.

Едва горничная впустила Джеймса в дом, по лестнице сбежал чрезвычайно взволнованный Хэй и сразу повел гостя в кабинет.

– Сейчас он скажет, – объявил Хэй. – Не хотел раскрывать нам до вашего прихода.

– Раскроет… – повторил Джеймс, ощущая легкую тень ужаса, как всякий раз, когда «Холмс» собирался что-то «раскрыть».

В кабинете Хэя царил разгром: повсюду лежали вытащенные из коробок и папок машинописные открытки и конверты. Джеймс удивился, увидев здесь Клару и Холмса без сигерсоновского грима.

– Клара, – ошеломленно произнес Джеймс, – вы теперь тоже…

– Да, да! – воскликнула Клара, почтенная вашингтонская дама, с порывистостью школьницы стискивая его ладонь. В свободной руке она держала два номера «Харперс уикли». – А еще мистер Холмс поделился со мной впечатлениями и от «Серебряного», и от «Желтого лица», и…

– Тишина! – потребовал Джон Хэй. Дипломат, прославленный своей невозмутимостью, был вне себя от волнения. – Сейчас мы наконец впервые услышим, что дало сравнение машинописных шрифтов.

Шерлок Холмс явно упивался тем, что все внимание устремлено на него. В руках он держал карточки с надписью «Ее убили», а также несколько конвертов и отпечатанных записок.

– Я нашел если не человека, отправлявшего карточки, то машинку, на которой он их печатал, – сказал Холмс, демонстрируя те особенности букв, которые, «вне всяких сомнений», доказывали идентичность шрифтов.

– Бога ради! – воскликнул Хэй. – Скажите же, кто он?

Холмс, изучавший буквы через лупу, поднял глаза.

– Кто такой, – спросил он, держа конверт и карточку, – этот… Сэмюель Клеменс?

Холмс нетерпеливо ждал, когда все в доме улягутся спать. Он курил у себя в комнате трубку за трубкой, изредка приоткрывая дверь и прислушиваясь. И все же слуги шаркали и перешептывались еще долго после того, как Хэи и Генри Джеймс ушли в свои спальни.

Наконец все стихло. Широко распахнув окно своей комнаты, выходящее в темный задний двор большого дома на углу Эйч-стрит и Шестнадцатой улицы, Холмс взял тяжелый заплечный мешок с инструментами взломщика, выскользнул в коридор и тихо спустился по лестнице. На нем был мягкий черный пиджак поверх черного свитера, черные рабочие штаны и черные ботинки на каучуковой подошве, изготовленные по его личному заказу североанглийской кожевенной фабрикой «Чарльз Ф. Стед и K°». Он на цыпочках миновал кухню, бесшумно вышел наружу и отмычкой запер за собой дверь.

Почти весь задний двор Хэев занимал сад, и от заднего двора Адамса его отделяла кирпичная стена. Холмс закинул на нее веревку с маленьким крюком на конце, подергал, проверяя, хорошо ли держится, взобрался на стену и спрыгнул с другой стороны. На это ушло секунд десять. Здесь сад был почти символическим, а бо́льшую часть двора занимала конюшня, выстроенная тем же архитектором, что и сам дом. Сегодня она стояла пустой.