Кристианна Брэнд - Не теряй головы. Зеленый – цвет опасности (сборник)

– Идите посидите там минутку.

Он широко распахнул двери, чтобы ее видеть. Эстер открыла окно и большими глотками вдыхала холодный зимний воздух. Вудс хотела было подойти к ней, но его глаза сказали: «Нет, оставайся на месте». Потом инспектор переключил свое внимание на майора Муна.

Майора Муна было трудно вывести из себя. Он пребывал в меланхолии, не имевшей ничего общего с тревогой или волнением, и не сводил печальных глаз со стоявшей у окна Эстер. В конце концов Кокрилл не выдержал и раздраженно сказал:

– Да не смотрите на нее так, она не убежит. Там на окнах решетки.

На окнах решетки!.. Они все с содроганием подняли глаза на перекрещивающиеся тяжелые железные прутья. Неужели кто-то из них навсегда окажется за решеткой, когда эта бесконечная пытка наконец закончится? И может статься, что из заточения он выйдет не на волю, а в маленькую комнатку, где ему на шею накинут веревку… Будет ли это хорошенькая шейка Фредди, или такая длинная и стройная, как у Эстер, или шея Вуди с морщинками, выдающими возраст? Накинут ли веревку на розовое горло Муна, или на тощий кадык Идена, или петля захлестнет шею Барни с тонкими золотыми волосками на затылке?..

Кокрилл вытянул раскрытую ладонь, на которой оказался крохотный стеклянный пузырек.

– Вы видели это раньше?

– Это мой, – сказала Фредерика. – Я в нем держала морфий.

– Тот морфий, что я вас просил отдать мне, а вы этого не сделали?

– Да, – мрачно ответила она.

– И где теперь этот морфий?

– Его украли, – ответила Фредерика по-прежнему мрачно. – Кто-то взял его из моей сумки с противогазом.

– И кто же?

– Не знаю. Взять мог кто угодно. Мы все входили и выходили из комнаты.

– Кто угодно?

– Один из нас шестерых, – несчастным голосом признала Фредерика.

Наступила звенящая тишина. Кокрилл снова нарушил молчание. Махнув рукой в сторону какого-то тряпья, лежавшего кучей в углу операционной, он поинтересовался:

– Майор Мун, вы видели это раньше?

Пухлое розовое лицо старика вдруг осунулось и посерело, его руки задрожали, а детские голубые глаза наполнились наивным изумлением. Он замялся, словно никак не мог понять, о чем его спрашивают.

– Это моя старая твидовая куртка.

– Которую вы надеваете на утреннюю пробежку по парку? Вы оставляете ее под деревом, а потом подбираете на обратной дороге к общежитию? Я прав?

– Да, совершенно верно, – промямлил Мун.

Корилл проверил карманы куртки и по очереди выложил на операционный стол носовой платок, огрызок карандаша, старые очки и две или три монетки.

– Зачем вы берете с собой на пробежку деньги, майор Мун?

Эстер отошла от окна в анестезионной и остановилась в дверном проеме, наблюдая за происходящим. Мун промямлил:

– Вы полагаете, что это я пытался отравить газом Фредерику?

Кокрилл взял наручники. Он не ответил на вопрос.

– Зачем мне это? – воскликнул Мун. Он поднялся и стал бочком, как краб, двигаться по операционной, не отводя глаз от рук Кокрилла. – С какой стати? Что плохого она мне сделала?

– Ничего, но могла сделать, – сказал Кокрилл, не двигаясь с места и внимательно следя глазами за Муном. – Она могла кое-что сказать, если бы только немного подумала. Вы хотели заставить ее замолчать до того, как она начала догадываться…

Фредерика стояла с раскрытым от изумления ртом.

– Я? Что я могла сказать? Что я такого знаю? О чем я должна была догадаться?

– Сына майора убил человек на велосипеде, – пояснил инспектор, по-прежнему не сводя взгляда со старика, который теперь стоял у дверей анестезионной и что-то невнятно бормотал себе под нос. И громким резким голосом, в котором ясно слышалось торжество, добавил: – Вы могли угадать, какого цвета был велосипед.

– Велосипед? – тупо переспросила Фредерика. – Велосипед? Какого цвета был его велосипед?

Эстер медленно вошла в операционную, еще мгновение, и она бы заговорила, но Мун воскликнул:

– Нет, нет! Не надо! – В его голубых глазах отразились страх, боль и мольба.

В последовавшей тишине слова Кокрилла упали, как падает камешек в залитый солнцем пруд.

– Велосипед был красный.

Красный велосипед.

Велосипед почтовой службы.

В следующее мгновение майор Мун сорвался с места.

Кокрилл ожидал чего угодно, но только не этого. Мун вылетел в анестезионную, ключ повернулся в замке, потом они услышали, как защелкнулись задвижки. И вдруг раздался испуганный крик Эстер:

– Нет, нет!

– Я должен, Эстер, – сказал тихий голос. – Я должен, я не могу иначе…

Кокрилл колотил своими маленькими кулачками в дверь:

– Майор Мун! Мун! Откройте!

Вудс кричала, дергая за ручку:

– Эстер, открой дверь! Подойди к двери и открой ее!..

– Окно! – воскликнул Джарвис.

– Оно зарешечено, – отозвался Кокрилл.

– Есть еще одна дверь. Может, он забыл ее запереть!

В следующее мгновение они вылетели из операционной. Фредерика опустилась на колени перед дверью и попыталась просунуть в замочную скважину штырь, чтобы вытолкнуть ключ. Глядя в отверстие, она пробормотала полным ужаса голосом:

– Он идет к ней через всю комнату. Она стоит спиной к окну и умоляюще протягивает к нему руки… У него… Ох, Вуди, у него в руках шприц.

Мун забыл про вторую дверь. Кокрилл вместе с Барнсом, Иденом и следовавшим за ними по пятам сержантом влетел в маленькую комнатку и выбил шприц из трясущихся рук старого врача. Стекло со звоном разбилось, и жидкость потекла по кафелю тонкой бледной струйкой.

– Слава богу, мы вовремя, – сказал Кокрилл.

– Слава богу, – эхом отозвались Вудс и Фредерика, появившиеся в дверях.

И Эстер, которая стояла спиной к окну, разведя руки в стороны – распятие на фоне холодного зимнего солнца, – произнесла с сияющими глазами:

– Слава богу! Слава богу!

Зажавшись в угол и дрожа всем телом, майор Мун тоже пробормотал:

– Слава богу!

По его розовым морщинистым щекам текли слезы.

Кокрилл извлек из кармана наручники. Эстер медленно вышла вперед и почти что с радостной улыбкой подставила руки.

Кокрилл надел ей стальные браслеты на запястья и защелкнул замок. А потом сказал, глядя в сторону:

– Эстер Сэнсон, вы арестованы за убийство Джозефа Хиггинса и Мэрион Бейтс, а также за покушение на убийство Уильяма Фергюсона и причинение тяжкого вреда здоровью Фредерики Линли.

Эстер согласилась с обвинениями совершенно спокойно. В ответ на безмолвное изумление она только странно улыбнулась. На ее щеках играл необычный румянец, глаза были сухими и ясными. Девушка словно светилась изнутри, как в ту ночь, когда Уильям признался ей в любви. Было невыносимо видеть ее, такую прямую и стройную, такую красивую и веселую с уродливыми браслетами на тонких запястьях.